Верея

– Этот камень – лишь осколок и бесконечная память о нас. Храни его, и если что‑то боишься забыть – вкладывай внутрь. Каждую мелочь, радость, горе, всё, что является важным. Я в любой момент смогу увидеть тебя. Настанет время, и мы снова встретимся, нам будет о чём поговорить.

Отец напоследок обнимает моё скованное глиной невесомое тело и идёт к двери. Поднимает руки. Освещает проход ещё более зелёным светом, который вспыхивает и зеркалит мир людей.

Чувствую, как трескается глина. По кусочкам тело рассыпается, и я проваливаюсь в сон. Становится тяжело дышать, впервые чувствую что‑то подобное. Моё тело тяжелеет и одновременно испаряется. Хочу что‑нибудь сказать, но не могу. Я скованна. Мне страшно. Быть кем‑то так странно и больно. А ещё не сделано и шага.

Почему всё так произошло? Будет ли у меня когда‑нибудь возможность принимать решения самостоятельно? Не потому что нет выбора или так хочет кто‑то другой.

Свобода. О ней так часто говорили люди, которые идут за кем‑то. Идут, потому что‑то так нужно, кто‑то решил, что так должно быть. Но можно ли решать самому? И виноват ли кто‑то другой, кроме тебя, что нет сил остановиться, сказать нет? Жизни людей такие хрупкие и быстротечные. Разве моё рождение на этот свет принадлежит кому‑то постороннему? Матери? Отцу? Раз я дочь бога – значит, имею право жить так, как считаю нужным, и обещаю, что однажды вернусь в обитель из людского ада. Даже если для этого придётся стать богом хаоса и смерти, которым уже стала случайно для самой себя.

Открыв глаза, вижу исчезающий свет в болоте. Слышу быстрое, шумное дыхание рядом. Здесь всё совсем иначе. Я впервые так чётко вижу мир, и глаза слегка побаливают от яркого света.

Передо мной существо, похожее на человека, но выше и больше, с кожей цвета растёртой в ладонях травы. Он смотрит на меня, как на что‑то невероятное, слегка смущённо, испуганно. И мгновенно падает на колени. Под ним протестующе трещат сухие ветки, камыши суетятся, словно хотят сбежать.

Испуганно отступаю.

Неожиданно на меня бросается пёс, весь измазанный в грязи и тине. Он рад и весело лижет ладони. Такой пушистый, весёлый. Улыбаюсь, словно вижу что‑то забавное. Всё сейчас мне в новинку.

– Впервые чувствую тепло, – завороженно шепчу. – Оно обжигает. Но это приятно. Обычно мне неподвластны ощущения чего‑либо. Может, я и тебя могу коснуться? – обращаюсь к получеловеку и тянусь рукой.

Он поднимает взгляд и вздрагивает, когда моя рука касается его длинных волос. От него приятно пахнет, так же пахло у меня дома. Чем‑то свежим и мокрым, как грибы или мох. Лёгкий треск на пальцах заставляет резко отдёрнуть руку.

Хохочу.

Так всё странно сейчас. Ощущаю покалывание на пальцах. От холода бегут по телу мурашки, и волосы развеваются на ветру, щекоча лицо.

– Унгал У‑Танг, ваше величество! – произносит мужчина и берёт меня осторожно за руку.

У него большая и тяжёлая ладонь.

В первую нашу встречу Унгал показался маленьким и робким мальчишкой, несмотря на его внушительные размеры. Он тщательно подбирал слова, был вежлив, старался расположить меня к себе. От него не пахло угрозой, он был добрым и светлым, как ничто в моей жизни до этого момента.

 

Даже боги бывают неправы

 

Бирель У‑Танг.

Болотная гора. Третья страна на континенте.

 

Вокруг все такие улыбчивые и осторожные, боятся сказать что‑то не то. Знали бы они, скольких я погубила. Справедливости ради, подобных им еще не встречала. Судя по всему, это божественный народ, возможно, что даже моего отца. Поэтому он доверил меня Унгалу? Он создал это место для меня и нашего народа? Или же я всё‑таки дар этим существам? Не могу знать наверняка.

Боги, которые спускаются с обители, не являются добровольцами. Бог, сошедший на землю – благословение небес, которое дарит тем или иным людям спасение и свет в лице божества, которое нарекает себя спасителем. Это великая честь, каждый и рад был бы, но мои руки по локоть в крови. Перед глазами мелькают бледные тела утопающих и изголодавшихся бедолаг, которые были убиты для забавы.

Небольшая деревня стояла у подножия огромной, скрывающейся за облаками горы. Складывалось впечатление, что всё здесь появилось мгновение назад, но многие делают вид, что живут у горы много лет. Странно. Иногда параллели миров настолько запутанны, что петли из одного просачиваются в другой. Это и произошло с болотной горой. Почему? Думаю, ответ на этот вопрос знает только отец. Придётся ещё о многом узнать. Никогда мне ничего не казалось настолько загадочным.

– Ваше высочество! – обращались ко мне слуги, а я лишь испуганно вздрагивала и пряталась за Унгала, от которого не отходила и на шаг.

Я боялась расплаты. Тело само по себе вздрагивало, и вскоре я привыкла им владеть. Раньше не приходилось перед кем‑то отвечать или думать о последствиях, но сейчас всё иначе. Все вокруг совсем другие, не похожи на людей с берегов моря или за его большим и мокрым телом. Это говорит лишь о том, что их раньше не существовало в этом месте. Через время я прозрела.

– Вот почему, да? – говорю наедине с мерцающим камнем на груди, в тени шумных деревьев в саду. – Ты так долго добивался именно этого?

Бог Воронвэ не признал меня как божество и изгнал из родовой обители, но отец какое‑то время скрывал моё присутствие. До момента, когда Воронвэ явился сам. С тех пор они с матерью застыли в тронном зале, как и весь болотный народ. Болотная гора – часть божественной обители бога Паэлиоса и не являлась частью этого мира. Через камень отец рассказал мне, что всё это время он и мать находились в верховной палате и разговаривали с Воронвэ. Они хотели, чтобы меня пустили в обитель. Но главный бог лишь твердил о моих бесконечных проступках, в которые не верили родители. Как же стыдно было рассказывать отцу о том, что всё правда. Я слишком долго пробыла среди этих жестоких людей и стала такой же, как они. Рождённая явлением природы – превратилась в бога чего‑то страшного и неизвестного. Надеюсь, мы никогда не узнаем, чего именно.

Прошло больше года, когда во мне зародилась новая жизнь. Я никогда не боялась, но теперь под сердцем носила дитя, которое было вынуждено появиться на свет здесь, среди неизвестности. Это неправильно. Мои мысли и знания слишком слабы. В планах было добиться встречи с Воронвэ, молилась ему каждый вечер. Но он был глух ко мне. И от этого я кипела в злости.

Как могу быть матерью, когда под ногами неустойчивая земля? И помощи не у кого было просить. К тому же тяжело притворяться святым и правильным, когда плоть вот‑вот разорвёт на части от количества гнева. Но я училась быть другой, правда. В особенности для Унгала, который взял на себя ответственность, принял и доверился мне.