Вивиана в ночи
– Она и имени своего не помнит, – шепнул на ухо другу Уолтерс, тенью выросший за его спиной.
– В таком случае, я тоже буду звать Вас Вивианой.
– Как вам будет угодно.
Эдмунд подошел ближе к девушке и улыбнулся, показывая, что не против видеть гостью в своем поместье.
– Nomen est omen.[1]
Вивиана окинула его беглым взглядом и тут же отвела глаза: тревожно подумала, что это будет очень некстати, но вряд ли она сможет побороть себя. Она в него влюбится. И очень скоро.
Сэр Тауэр продолжал находиться в добровольном заточении в своем кабинете и сказал, что не выйдет даже к ужину, на котором собирались присутствовать все прочие домочадцы, включая гостью‑дикарку. Однако до того, как Вивиана вошла в обеденный зал, Уолтерс, уповая на привычку всех женщин опаздывать, отвел Эдмунда в сторону и доверительно сообщил ему на ухо:
– Она вполне может оказаться небедна или же знатного рода.
Эдмунд изумленно поднял брови.
– Вы имеете на нее виды, Рэндалл?
– Она девица или же вдова, – продолжил Уолтерс, – я склонен думать, что, скорее, последнее. В ее жизни определенно был мужчина, так она ведет себя. И она его потеряла.
– Она весьма молода, однако не в трауре, – возразил Эдмунд. Уолтерс в ответ только пожал плечами.
– Когда мы нашли ее, ее одежда была в полном беспорядке, боюсь, она плутала по лесу не один день. Мы одолжили для нее платье Вашей сестры.
И прежде, чем Эдмунд решил, что можно на это ответить, в залу вошла Вивиана под руку со своим лже‑отцом сэром Тауэром.
Эдмунд смутился. Отчасти потому, что так и не определился в своих чувствах относительно бесцеремонно вторгшейся в его дом и круг гостьи, отчасти в силу того, что, несмотря на свое намерение переговорить с сэром Тауэром, так и не продумал речь. Теперь же молодой хозяин принужден был сидеть напротив него, не решаясь поднять взгляда от тарелки, тогда как сам сэр Тауэр вел себя так, будто Ламтон‑холл все еще принадлежал ему.
Вивиана также не поддерживала разговора, как и Эдмунд, сосредоточившаяся на ужине, а вот Уолтерс и последний из присутствовавших гостей, молодой отставной капитан Ретт Кинг, старинный друг Эдмунда, пользовавшийся в поместье большим уважением, беспечно болтали. Судя по всему, молодые люди где‑то уже успели выпить до ужина или же находились в излишне приподнятом настроении после краткой дневной охоты (Эдмунд занимался делами в кабинете и о досуге друзей в тот день не имел понятия), так что разговор их был уж слишком непринужден.
– Когда я в следующий раз поеду в Лондон, то соглашусь взять Вас с собой, – с улыбкой внезапно сказал Уолтерс, обращаясь к Вивиане. – Вы же не можете ходить исключительно в чужих платьях.
Девушка кивнула, мало заинтересованная этой темой, и Рэндалл нахмурился.
– Оставь гостью в покое, – прошипел Эдмунд, – имей хоть каплю уважения.
– Что такого в моих словах? – искренне удивился Рэндалл, – я любезен настолько, насколько вовсе могу быть. Я предлагаю красивой девушке подарок, который только подчеркнет ее красоту. Что в этом дурного?
Вивиана подняла взгляд от тарелки и посмотрела сидевшему перед ней Уолтерсу в глаза.
– Я не могу принимать подобные подарки. Это очевидно. Что не менее очевидно – я не могу за них и заплатить.
Рэндалл махнул рукой, и тут Тауэр пророкотал:
– Зато за них могу заплатить я.
Эдмунд вздохнул и пробормотал:
– Нет, это уж форменный nuntius.[2]
Однако Уолтерс продолжал веселиться.
– Но Вы, при всем уважении, не хорошенькая девушка. И то, что может мне предложить Вивиана, даже если бы Вы и вознамерились мне дать, я бы не принял ни в дар, ни за деньги.
Вивиана даже не дрогнула, но Эдмунд почти физически ощутил, как вокруг девушки вспыхнула аура гнева, устремившаяся к мистеру Уолтерсу. Тот, похоже, тоже ощутил недовольство собеседницы: отложил вилку и замер, казалось, едва сдерживаясь, чтобы не втянуть голову в плечи.
– Возможно, я не совсем расслышала, что Вы сказали, – холодно осведомилась Вивиана, медленно подняв взгляд на Уолтерса. Глаза ее сузились от затаенного гнева, – или же Вы оговорились?
Уолтерс сглотнул и тяжело выдохнул, будто задерживал дыхание, пока девушка говорила.
И тут Эдмунд резко отодвинулся от стола, так что стул противно проскрипел ножками по паркету, и встал.
– Сожалею, но вынужден вас покинуть, – бросил мужчина и, не объясняя причин, быстрым шагом направился в гостиную.
Эдмунд замер, держась за стену и пытаясь перевести дух.
Вскоре за ним в комнату вошел Ретт Кинг.
– Что стряслось? – спросил он.
– Не могу! – нервно сказал Эдмунд. – Обедать за одним столом с этой женщиной невыносимо. Она слишком… вызывающа.
– На ней платье Вашей сестры, – напомнил Кинг, – и она не нарушила ни единого правила этикета.
Купер обессиленно опустился в кресло.
– Да, это так. Но, согласитесь, она будто из древнего средневековья. Дикая, неподобающе грубая… – молодой человек покачал головой, – если бы не ее образование, я бы подумал, что сэр Тауэр нашел ее в порту!
Ретт рассмеялся, запрокидывая голову назад.
– Да уж. Прелестное воспитание сочетается в ней с грубостью взгляда, это Вы верно подметили. Не порт ее взрастил, вероятно, но лес. Как знать, не сида ли она? Но нам здесь, в лишенном женщин обществе, подошла бы и менее привлекательная и разумная особа. Но эта девушка – воистину неординарна. Скажите, встречали ли Вы когда‑нибудь кого‑либо подобного?
Эдмунд потер виски.
– Просто настоящая Кримхильд.
◈◈◈
[1] Имя – уже значение, характеристика его носителя. (лат.) В данном случае имя Вивиана значит «живая». Эдмунд же намекает на то, что ему известно – то, что гостья прикидывается ожившей дочерью сэра Тауэра.
[2] Бардак (лат.)
