Воины Игры 2. Шут Императора

Свободное время шут пропадал в колбах арахподов, изучая их способности. С пауками, запоминающими всё, что только они могут увидеть или услышать гораздо интереснее. Их память раскрывала подростку неведомые миры и образы неизвестных существ. Так, однажды Огли увидел в памяти паука странное создание – вроде бы гуманоид, но полупрозрачный, склизский, с пристегнутыми к гладкому телу кибернетическими конечностями, выполняющими функции рук. Голова существа покрыта гладкой, тонкой, синей шапочкой или шлемом. Один выдох этих существ творил немыслимое: всё вокруг оживало, и камни покрывались чудесными цветами и изумительным разноцветным мхом.

4. Огли зарылся лицом в меховую накидку Императора, чтобы не видеть лиц генералов, которые следили с боевого фрегата за проведением операции по захвату очередной партии рабов. Несколько раз в год скоростной фрегат покидает имперский флагман, равный небольшой планете и лениво дрейфующий к родной планете волков. Император забирал шута с собой в рейды, чтобы со своими офицерами и гвардейцами собрать данные с исследовательских зондов и захватить рабов в колониях. Очередная операция проходила как всегда тихо и спокойно. Люди не сопротивлялись, некоторые сами просились на корабль мохванов. Принцесса Фортегсия, смиренно сложив крылья, бесшумно сидела под столом и только её фасеточные глаза мерцали таинственными искорками. Её голова прижималась к ноге Императора, словно ища защиты. Только старик Дмитрий беспристрастно наблюдал за стаей офицеров и их гвардейцев. Его рука в кармане едва заметно двигалась. Спустя несколько минут, Дмитрий извлек небольшой медальон и надел его Огли. Маленький шут узнал в медальоне Книгу Искр. Учитель Дмитрий часто рассказывал о свойствах и возможностях этого артефакта некоего крылатого бога. Как волхв изменил её форму? Рассматривая медальон, Огли вновь ощутил сильный страх, с которым он не мог совладать. Его часто накрывала липкая и необоснованная волна беспросветного ужаса.

– Не бойся, малыш, – Император погладил его по голове. – Я рядом.

Император не ведал причин страха своего домашнего ребёнка, но всегда мгновенно реагировал, стараясь поддержать его и успокоить.

Подросток приник щекой к огромной ладони и замер, закрыв глаза. Весь мир в этой тёплой руке. Она давала утешение, покой и защиту. Руки отца не пахли кровью людей, в отличие от рук других волков. Рядом со своим названным отцом Огли находил утешение и спокойное счастье.

На гигантских голограммных мониторах проплывали уже ставшие за столько рейдов, привычные ландшафты Земли. Бескрайние зелёные леса, ослепительно сверкающие воды, точки птиц, холмы с белёсыми разводами. Огли родом с этой маленькой планеты, но он не чувствовал с ней родственную связь. Прекрасные пейзажи не впечатляли его, не вызывали в нём восторга и интереса. Излишне шумные города пугали его. Кипящие реки людей в разноцветных одеждах, говорящих на разных языках, имеющих сильные запахи и пугающие глаза, наполненные заботами и тревогами. Их мысли безостановочной рекой наполняли пространство, мешая дышать и вслушиваться в Сердце Земли. Они говорили даже сами с собой в своих мыслях. В их головах стремительно неслись картины их встреч и расставаний, потерь и приобретений, тех, что уже произошли и тех, которые, возможно, никогда не станут реальностью. Они не слышали друг друга, сталкивались, торопились, пробегая порой мимо тех, кто мог им помочь. Земляне очень странные существа. Для них не существует ничего, кроме того, что в данный момент обретает яркие образы только в головах. В их сознании за краткие доли секунд рождались тысячи миров и тут же умирали. Их сути выходили из тел и прикасались ко всему материальному и нематериальному длинными, бледными щупальцами, похожими на дымные щупальца арахподов. Даже держась за руки и глядя друг другу в глаза, они не видели истинной сути своих собеседников, продолжая творить в своих мыслях короткие сюжеты, зачастую, не имеющие основания в материальном мире. Обладая столь могучей силой сознания, они обитали в скорлупе жёсткого ограниченного индивидуализма. Бестолковые и слепые. Смешные, неуклюжие. Радуются как младенцы всякой ерунде, не имеющей во Вселенной никакой ценности.

Император всегда брал его с собой на поверхность. Они нередко прогуливались по лесным массивам вблизи городов, пока боевые расчёты занимались сбором данных. Но мальчик не любил подобные прогулки из‑за иной гравитации, изобилия примесей во влажном, тягучем воздухе. Огли долго болел после посещения Земли, но ценил каждую минуту, когда мог побыть без свидетелей и сопровождающих со своим отцом‑волком.

– Мы называем их землянами, но они не слышат Сердца Земли, – Огли в недоумении положил подбородок на колено отца и смотрел в его лицо снизу. – Разве это нормально?

Ахн‑бис растерянно посмотрел в яркие голубые глаза мальчика.

– Войори слышат Сердце Войора, мохваны слышат голос Центрального Процессора планеты Мохван. Осы Фортегсия чуют язык запаха своей Матери и тоже слышат её и всё, что их окружает в их мире. Соприаны питают свою планету своим дыханием и идут на её зов, когда в каком‑нибудь месте возникает дефицит среды для их обитания. У них общий язык, состоящий из сплошных сигналов призыва. Что с людьми не так? Они словно не знают ни себя, ни свою планету. Они совершенно обособлены и в то же время составляют завидную часть сознания всего Мироздания. Жить в правилах и творить хаос. Жить в хаосе и творить порядок. Необъяснимый феномен земных людей не находил объяснения ни у одной разумной цивилизации. Или не столь эти цивилизации разумны, чтобы понимать ценность землян?

– Что ты сам думаешь, Огли? – Отец склонился и ласково лизнул его в лоб.

– Земля не является их родной планетой. Они пришли гигантским шаром мысли в этот мир, создали себе тела, способные выжить в условиях планеты. Они так и остались гигантским шаром мысли, обволокли собой всю планету серой плёнкой, в которой видны тёмные и светлые пятна их сознания. Сознания смердов и светариев. И это бесконечное противоборство толкает некие силы, заставляющие вращаться всё вокруг: время, пространство, иные миры и измерения, – шептал Огли так тихо, чтобы никто из офицеров его не услышал. – Они похожи на механизм или организм, который, если и выполняет свои прямые функции, то нам их никогда не понять. И весь этот колоссальный организм‑механизм мне кажется сломанным. Чудовище, пукающее противными, мерзкимми образами, в которых нет ничего прекрасного. Только суета, самообман, фантазии и зацикленность на своём теле и его сиеминутных потребностях. Чудные, в общем.

Мохван рассмеялся. Жёлтые глаза волка смотрели на вдумчивое лицо шута с безграничной любовью и нежностью.

– Вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос, мой мальчик. Ты сейчас сказал о силе, заставляющей всё вокруг двигаться. И мы являемся таким же механизмом. Все мы. Только Центральный Процессор этого не понимает.

– Значит, убийства тоже являются катализатором вечного движения?

– Несомненно. Однажды, мой старый друг сказал, что смерть учит любви. Что без неё нет смысла жизни. В нашем, волчьем понимании убийства культивируют силу, смекалку. Они закаляют суть, избавляют мир от не приспособленных к жизни существ, освобождая место более сильным, выносливым и здоровым особям. Они учат состраданию. Убийства учат любви. Представь, что ты попал в мир, где есть только свет. Где нет тени или ночи. Что ты будешь делать?

– Искать тень, чтобы отдохнуть от сияния, – начиная понимать мысль отца, произнёс Огли, и добавил:

– И если я попаду в мир без единого проблеска света, я буду искать свет. И если не найду, то создам его.

– Совершенно правильно, малыш, – Император улыбался. – Это и есть баланс, заставляющий весь мир двигаться, развиваться, умирать, возрождаться бесконечными циклами.

– Но земляне считают иначе, отец. Они думают, что убийства противоестественны. Уход души из тела они не видят. Они не знают, куда уходит душа, и потому боятся смерти. Они борются против смерти, останавливая движение всего мира. Выдумывают смешные или страшные сказки о конечном пути души в некий рай или ад. Зачем им все это?

Старый мохван пожевал губами, затрудняясь с ответом.