Вот так мы теперь живем

Мать и отец Пола Монтегю давно умерли. Отец был лондонским барристером и, возможно, имел еще и небольшое состояние. Так или иначе, он оставил Полу, одному из своих сыновей, сумму, вполне довольную для начала жизненного пути, – в день совершеннолетия тот стал обладателем примерно шести тысяч фунтов. Он тогда учился в Оксфорде и хотел стать адвокатом. Его дядя, младший брат отца, женился на младшей из сестер Карбери (обе они были старше Роджера). Дядя этот много лет назад уехал с женой в Калифорнию и стал американцем. Он владел большим участком земли, разводил овец, растил пшеницу и фрукты, однако Монтегю и Карбери в Англии не вполне понимали, преуспевает он или нет. В то время семьи тесно общались, и между Полом и Роджером возникла близкая дружба, хотя, как заметил внимательный читатель, они не состояли в кровном родстве. Роджер, тогда еще совсем молодой человек, взял на себя заботу о том, чтобы мальчик получил хорошее образование; он и определил Пола в Оксфорд. Университета Пол не окончил и адвокатом не стал. В Бейлиоле он оказался замешан в дебош, был временно отстранен от занятий, затем вновь попался на том же самом, и его исключили окончательно. У него был талант попадать в истории, хотя, как не уставал повторять Роджер Карбери, ничего по‑настоящему дурного он не сделал. Полу был тогда двадцать один год, и он вместе со своими деньгами отправился в Калифорнию к дяде. Возможно, он думал – ошибочно, – что в Калифорнии дебоширство популярно. К концу трех лет Пол убедился, что ему совсем не нравится жизнь калифорнийского фермера и, более того, ему совсем не нравится дядя. Он вернулся в Англию, но при этом не смог извлечь из калифорнийской фермы свои шесть тысяч фунтов. Того, что он получил, не хватило даже на обратную дорогу. Перед отъездом он, скрепя сердце, принял уверения дяди, что тот будет перечислять ему десятую долю прибыли регулярно, как часы. Упомянутые часы были, вероятно, работы Сэма Слика. В конце первого квартала пришла обещанная сумма целиком, в следующий раз – половина, потом долго не было ничего, дальше начали изредка поступать мелкие выплаты, а затем снова год не было ничего. В конце этого года Пол вновь отправился в Калифорнию, заняв деньги на билет у Роджера. Вернулся он с кое‑какими деньгами и дополнительным обеспечением в виде документа, выписанного на его имя Гамильтоном К. Фискером, новым партнером дяди; этот Фискер добавил к дядиному концерну большую мукомольную фабрику. Согласно документу Пол должен был получать на свой капитал двенадцать процентов годовых. По этому же документу он значился совладельцем фирмы, которая теперь звалась «Фискер, Монтегю и Монтегю». Старшие компаньоны намеревались открыть в Фискервиле, примерно в двухстах пятидесяти милях от Сан‑Франциско, дело, очень, по их словам, выгодное. Сердца Фискера и Монтегю были преисполнены надежды. Пол всей душой ненавидел Фискера и недолюбливал дядю; он охотно забрал бы свои шесть тысяч, если бы только мог. Однако забрать их он не мог и вернулся в Англию младшим партнером фирмы «Фискер, Монтегю и Монтегю», не совсем, впрочем, опечаленный, поскольку сумел получить часть дохода. Денег хватило на то, чтобы вернуть долг Роджеру и прожить несколько месяцев. Сейчас он усиленно размышлял, чем заняться, ежедневно советовался по этому поводу с Роджером, когда внезапно Роджер заметил его растущее чувство к девушке, которую любил сам. О том, что произошло дальше, читатель уже знает.

Об истинной причине его внезапного отъезда леди Карбери и ее дочери не сказали, только что дела вызвали Пола в Лондон. Обе дамы, наверное, отчасти догадывались, что произошло, но между собой этого не обсуждали. Перед их возвращением в город сквайр вновь просил Генриетту стать его женой и вновь получил отказ. Генриетта была холоднее прежнего, но, к несчастью, произнесла фразу, которая совершенно разрушила эффект от ее холодности. Она сказала, что слишком молода и ей рано думать о замужестве. На самом деле она хотела намекнуть, что разница в их возрасте слишком велика, но не знала, как это выразить. Легко было возразить, что через год она станет старше, однако Генриетта знала, что никакое число лет не уменьшит разницу в годах между нею и кузеном. Впрочем, теперь появилось и другое препятствие для ее брака с Роджером.

Через неделю после того, как леди Карбери покинула усадьбу, Пол Монтегю вернулся и был снова принят как дорогой друг. Перед отъездом он пообещал не видеться с Генриеттой три месяца, но дальше ни от чего не зарекался. «Если она не даст согласия вам, я не вижу причин, отчего бы мне не попытать счастья» – таков был его довод, справедливость которого Роджер отказывался принять. Он считал, что долг Пола – совершенно устраниться, отчасти из‑за безденежья, отчасти из‑за того, что Роджер полюбил девушку раньше его, отчасти, несомненно, из благодарности, но об этой причине он не сказал и слова. Если Пол не видит этого сам, значит он ошибался в Поле.

Пол видел это сам, и совесть его грызла. Но зачем Роджеру быть собакой на сене? Будь Генриетта расположена к браку с Роджером, Пол сразу бы уступил ее другу. Да у него и не было бы тогда никакой надежды. У Роджера есть все преимущества Карбери‑Холла, в то время как у него – лишь сомнительная фирма в жалком городишке за двести пятьдесят миль от Сан‑Франциско! Но если Роджеру все это не помогло, отчего Пол должен скрывать от нее свои чувства? То, что Роджер говорит о его безденежье, – чепуха. Наверняка Роджер не считал бы это таким затруднением, не будь сам заинтересованной стороной. Пол говорил себе, что деньги у него есть, пусть и сомнительные, и он точно не откажется от Генриетты по такой причине.

Он несколько раз приезжал в Лондон ради некоего места, которое ему почти обещали, и, как только прошли обещанные Роджеру три месяца, стал часто бывать у леди Карбери и ее дочери. Однако время от времени он заново обещал Роджеру не объясняться Генриетте в любви. Срок был сперва два месяца, затем шесть недель, затем месяц. При этом они оставались близкими друзьями – настолько близкими, что большую часть времени Монтегю гостил у друга. Было ясно, что Роджер Карбери смертельно обидится на Пола, если тот завоюет право называться женихом Генриетты, но все между ними будет гладко, если она согласится стать хозяйкой Карбери‑Холла. Так все происходило до того вечера, когда Монтегю и Генриетта встретились на балу у мадам Мельмотт. Читателю следует также знать, что в ранней юности у Пола Монтегю уже была любовь. В ту пору, как, впрочем, и во время нашего рассказа, в Америке жила некая вдова, миссис Хартл, на которой он отчаянно хотел жениться перед второй поездкой в Калифорнию, однако Роджер Карбери вмешался и не позволил делу дойти до свадьбы.

 

Глава VII. Ментор

Желание леди Карбери выдать дочь за Роджера сильно подогревалось заботой о сыне. С тех пор как Роджер впервые посватался к Генриетте, положение Феликса, и до того плачевное, стало совсем отчаянным. Если удастся устроить дочь, говорила себе леди Карбери, она сможет целиком посвятить себя сыну. В чем именно это будет выражаться, она представляла довольно смутно, но знала, что при том, сколько она уже за него отдала и сколько он еще у нее вытянет, возможно, ей вскоре не на что будет содержать дочь. Во всех этих трудностях она постоянно обращалась к Роджеру Карбери за советами, которым, впрочем, никогда не следовала. Он советовал отказаться от городского дома и переехать с дочерью куда‑нибудь в другое место. Феликс, если захочет, может поселиться с ними, а не захочет – пусть сам расхлебывает последствия своих безумств. Уж верно, оставшись в Лондоне без пропитания, он уедет к матери. Роджер всегда говорил о баронете очень сурово, по крайней мере на слух леди Карбери.