Враги-Друзья

– Понял тебя. Ну, ты уже должен оклематься. Забились на пять часов дня. Расклад такой: я вчера выпил немного, пошел встретиться со старым товарищем, ну и разговорились, вспомнились старые обиды и неприязни. В общем, он парень не из приятных – всегда путается, якобы, с «блатными» пацанами. Короче, по пьяни мы повздорили, побадались, а разняли нас его знакомые, с ним проводившие время. В итоге, он орал и матерился на меня, разъяренно кидаясь на мои возгласы. Договорились с ним встретиться на трезвую. Не знаю, чем все обернется: рассчитываю на твое прикрытие моей спины.

– Ну… Давай, заберешь меня тогда, да поедем на твои разборки. Как раз все полностью объяснишь. – Произнося взволновано каждое слово, визуализировал Август исход последующих событий, глядя в несбывшееся будущее. Отказаться он, почему‑то не мог, – бестолковое мнение «не быть трусливым» подначивало соглашаться на бессмысленные авантюры, которые заканчивались не самым лучшим образом. Одно дело победить в стычке, другое уйти пораженным, а еще получить травмы, подрывающие право на жизнь.

– Давай, на связи, позвоню тебе, как буду выезжать.

– Давай.

Август трепетал, у него в поджилках все тряслось, тряслось и тело в целом, нанося сокрушительный удар по смелости. Страх заполонил все запустевшие пространства в его организме, заставляя его потеть и думать об отговорках, лишь бы не поехать. Экранизация была следующая: они приезжают на вишневой «Ладе 2114» – небезызвестной марки машины, пользующейся спросом у молодежи – в условленное место встречи; вот толпа из человек десяти бравых молодчиков, с которыми начинается нелицеприятный разговор, и следуют первые удары в лицо, а после и в разные части тела. Август представил себя во всех позициях избиения, воображал, как больно от полученных травм, и боялся больше всего быть безжизненным: ему становилось жутко от осознания своей беспомощности в бою, если он потеряет сознание, или получит страшные увечья. Августа еще больше отталкивало страхом от сборов и настроев на победный лад. Но он боец, бороться приходится везде и всегда, главное, что б напрасным не было его заступничество: ведь он доверял своему другу, были случаи, когда Антон также заступался за него. Боится каждый, кто бы это не отрицал, – отрицают боязнь все, но пытаются скрыть ее, если присмотреться, проявляя нервные тики, ведя бессмысленные разговоры, напористо срываясь на противника. Все это приглушение фобии – фобии смерти. Думать о плохом нет смысла, так как не удастся вывести себя на точку сосредоточения и решения проблемы, – или, иначе говоря, не видать победы.

Тряска продолжалась, но ему уже не терпелось приехать и закончить дискуссию между двумя бестолковыми людьми. Не понимал он и того, как можно в таком возрасте назначать бесполезные разборки, наполненные фарсом и показухой, сопровождающиеся всплеском эмоций, выраженных нецензурной бранью, несущие аморальное поведение с итогом драки. Было бы из‑за чего конфликтовать: думалось Августу. Абсурд!

Он до конца не понимал сути всего намечающегося, – не хватает женской аудитории, что бы победитель смог ухватить одну из его поклонниц – ставшей неравнодушной к нему вследствие победы. Да, это было явно животным проявлением сущности человеческого поведения, разрушающего его развитие. На войне такие люди трусы, среди пуль они бегать не будут, – боевое действие с оружием в живых не оставит в девяноста процентах случаев. Август так думал, потому что не раз сталкивался с людьми, у которых чешутся кулаки, – они часто вдохновляются разовыми выигрышами. Не все такими являлись: были и отважные ребята, которым не требовалось самоутверждаться за счет слабых (те, которые слишком много активничают, воодушевленные своим умением запугивать). Отважный парень будет тихим и молчаливым, он не будет выгибаться и принимать самую крутую стойку – руки на пояс, ноги шире плеч, размахивая руками и активно жестикулируя при разговоре, корча рожу, вселяя тем самым в оппонента страх. Банально!

С этими мыслями у Августа пропало ощущение недомогания – именно ощущение, которое проявляется и за счет психосоматики, – он полностью отвлекся от своих проблем, переключившись на проблемы друга, и время пролетело не заметно. Он начал одеваться, примерно, в половине пятого: надел спортивный костюм, под него надел нательное белье сероватого цвета, мягкое, как одеяло – морозило его знатно, – а одевшись потеплее, дрожь пропала и стало возможным собраться с силами и мыслями. Телефонный рингтон снова напомнил о себе, взяв трубку, Август начал:

– Подъехал?

– Да, можешь выходить, я почти возле тебя.

– Выхожу.

Спускаясь по обшарпанному подъезду, видя перед собой старые зеленые перила, с деревянной накладкой на железном основании, Август перестал волноваться – как рукой сняло. Он накинул легкую куртку темно синего цвета с коричневым подкладом, убедившись перед выходом, что дует ледяной ветер. Температура стояла благоприятная, около пяти градусов Цельсия, но одеться теплее было необходимо. Осенний воздух навеивал вдохновение вершить великие дела, которыми ему предстояло заняться после разбора полетов. Выходя из темного подъезда, улица показалась сказкой осеннего очарования, приглашающая насладиться свежим воздухом, после перенасыщения кислородом бетонной коробки, изваявшей запахи мебели и тряпок. Можно было без труда заметить, как ночной ветер снес с деревьев почти всю опадавшую листву, иногда он же закручивал золотисто‑коричневые листья, удивляя своей грациозностью, подтверждая существование смертельно‑разрушительных «торнадо». Это были мини‑торнадо. Ха‑ха‑ха: пробирало Августа от этой мысли – «мини». Не смешно было это явление в своей разрушающей манере на североамериканском побережье – мощь природной стихии была непревзойденной, – вот чего следовало бояться, убийцы, не щадящего ни единой души.

В обзор Августа попали все стоявшие машины во дворе, бежевые дома, с коричневыми и красными швами заделанных щелей между плит – так как дома были панельные (Хрущевки); деревья опустошенные, серые; земля, усыпанная листвой; в дали – разноцветная площадка. В момент наслаждения пришла мысль: «Люди, населявшие двор, безвкусно облагораживали свое ложе, совершенно пренебрегая эстетикой». Высшее человеческое состояние не проявляло своего упорства, а лишь поглощалась своим бездельем и безграмотностью.

Открыв дверь автомобиля, Август погрузился в абсолютно разбавленную обстановку – разбавленную своей аурой строения автомобиля и личного пространства автовладельца. Антон протянул руку, в ответ на это Август положил ему свою и они поприветствовали друг друга.

– Здорово, брат!

– Здорово! Ну, что там, рассказывай?

– Короче, началось все так, – сходу начал Антон, – мы встретились, и начали выпивать, – Август внимательно слушая, перенесся в рассказ Антона, представляя все, как наяву.

– Опрокинули буквально по литру пива (брали на розлив), разговаривали про разные темы. И в какой‑то момент моего приятеля – если его можно назвать приятелем – понесло не в ту сторону: он начал вспоминать какие‑то детские обиды, говорил про то, какой я неразумный, могу подставить в сложной ситуации. А я начал припоминать, о чем он заводит разговор и к чему начинает клонить. Естественно, он заговорил и про то, о чем я подумал. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы с ним гуляли летом по пляжу нашего местного озера и познакомились с двумя девушками?

– Да, смутные воспоминания есть. Это когда его пресанули возле подъезда двое молодчиков, говоря, что он переспал с одной из этих девушек, являвшейся замужней?