Вселенная вас услышала. Продолжение романа

– Да, конечно, готов! Давай свою гребаную бумажку! Где тут надо…? – он принял из Дашиных рук папку с документом и начал подписывать. – Так, имя тут, фамилия, еще чего? Адрес домашний, прописка? Ну на, Анатолич, держи! А то, гляди‑ка, резать они меня захотели!

У Ерохина глаза полезли за пределы защитных очков:

– Клементьев, ты что?

– Тише, Вась, подожди, – Олег стиснул руку завотделением повыше локтя и, приняв бумаги от дальнобойщика, с нарочитым спокойствием пожал плечами. – Супер! А теперь, Степаныч, звони жене.

– На фига? – не понял тот. – Я сам решения принимаю.

Клементьев взял с прикроватной тумбочки телефон и подал его пациенту.

– Звони, говорю: прощаться будем! Времени у тебя – два дня до сепсиса. Ее сюда не пустят, тебя наружу – тоже. А завтра ты уже бредить начнешь. Звони, Степаныч, пока в сознании!

В глазах дальнобойщика за десять секунд сменились ненависть, отчаяние и… слезы. Он еще побуравил глазами врача и протянул руку:

– Твоя взяла, – дрогнувшим голосом произнес он. – Давай сюда отказ, я порвать хочу!

Олег помедлил и отдал документ:

– Не рви только, прочитай, что подписал! Это согласие на операцию. Даша, принеси ему копию паспорта и проследи, чтобы данные были внесены как надо.

Завотделением вышел в коридор вслед за Клементьевым и похлопал его по плечу:

– Спасибо, старик, даже не знаю, что сказать…

– Олег Анатольевич, можно Вас? – послышался певучий голос, и от стены напротив отделилась стройная фигура.

– Ладно, я дальше побежал, – ускользнул от предполагаемых разборок Ерохин и исчез за дверью следующей палаты.

– Слушаю Вас, э‑э‑э, – пробормотал Олег: вот черт, не успевает он их запоминать! Долбаный конвейер!

– Эльвира, – подсказала ему молодая женщина с внешностью ухоженной бизнес‑леди, она как‑то совсем неуместно смотрелась посреди больничного интерьера. – Олег Анатольевич, я хочу спросить у Вас: что я могу сделать, чтобы покинуть эти стены раньше, чем придет мой отрицательный тест?

Она многозначительно посмотрела ему в глаза, старательно пытаясь разглядеть их сквозь закрытые очки, и сделала интонационное ударение:

– Я много могу, – на экране ее телефона открылось банковское приложение с функцией перевода денег. – Я… я чувствую себя хорошо. Я вообще сюда попала по ошибке: наверняка, тест был ложноположительным! Хотя, нет… может, и – нет…

Ее глаза яростно сверкнули, и Олег тут же вспомнил, как и с кем она поступила к ним в отделение.

– Мне эту гребаную «корону» муженек приволок, тварь такая, от любовницы! Не мог утерпеть, сволочь! Самоизолировать бы его на площади в два квадрата! Я хочу выйти отсюда и на развод подать, а еще лучше – придушить его своими руками!

– Эльвира, не надо давить на ситуацию, – голос Клементьева был безмерно усталым. – Вселенная Вас услышала. Тест придет завтра, а Ваш муж… Он сейчас в реанимации, на ИВЛ… Подождите: может, уже и развод не понадобится?

Гневно сдвинутые брови Эльвиры испуганно разлетелись:

– Настолько плохо? Но я… я же не всерьез его смерти хотела! – представив материализовавшуюся мысль, она зажала рот ладонью, но тут же взяла себя в руки. – Я могу чем‑то помочь?

– Конечно, можете: аккуратнее с желаниями! А то ведь у Вселенной – везде уши! – за респиратором доктора явно появилась улыбка. – Не волнуйтесь, у Вашего мужа сильный организм. Будет жить. По крайней мере, пока Вы его не придушите.

 

– Господи, когда же закончится этот кошмар? – Ерохин воздел раскрытые ладони к воображаемым небесам и попросил. – Люся, поправь мне очки, я уже стерильный!

Новая операция – новый защитный «боекомплект», на этот раз – две пары перчаток, надетых одна поверх другой: в трех парах во время операции пальцы не чувствуют того, что должны.

Василий Федорович позвал коллегу, не оборачиваясь:

– Анатолич, ты живой?

– Угу, – промычал в респиратор Клементьев, растопырив стерильные руки. – Вась, ты прости, правда, что сегодня ты все делаешь: что‑то меня потряхивает после вчерашнего. Я только ассистировать и могу.

Обычно, чтобы меньше уставать, они менялись ролями «оперирующий хирург» и «ассистент», если операции шли подряд. Ерохин понимающе кивнул:

– Да мне тоже не по себе, если честно. Хорошо, что сегодня только две операции, и ничего серьезного: нога дальнобойщика уже благополучно покинула, теперь еще тромб – и на боковую! Мясники мы с тобой, Олег, сейчас, мяс‑ни‑ки! Я уж и соскучился по эндоваскулярным операциям: атерэктомия, ангиопластика, стентирование… – завотделением ласкал профессиональные термины, как поэт – любимые стихи. – Отправлять нас с тобой ноги ампутировать – это как микроскопом гвозди забивать, как скальпелем рыть траншеи…

Клементьев невесело усмехнулся:

– На войне – как на войне, Вася! В защитном костюме все равно ювелирно не сработаешь. Пила, долото и мясницкий нож – вот что нам сейчас нужно вместо скальпеля и микроскопа.

Дверь операционной открылась.

– В бой?

На столе – женщина средних лет, многодетная. Опять вызванный вирусом тромбоз глубоких вен. Несколько ободряющих слов от оперирующего хирурга. Проговариваемые анестезиологом вслух показатели жизнедеятельности. Наркоз, разрез, вена, тромб в эмалированном лотке, зашивать.

– Вася, зашей ты, руки дрожат… – Олег тяжело дышал в респиратор: перед глазами снова возникла шестнадцатилетняя Даша.

Оценив ситуацию, Ерохин моментально принял решение:

– Девочки, будете мне помогать. Олегу Анатольевичу надо на свежий воздух. Давай, братец, на выход, сам закончу!

Лушина‑младшая с беспокойством посмотрела на Олега и промокнула ему узкую полоску открытого лба. Василий Федорович вдруг изменился в лице и отменил предыдущий приказ:

– Нет, стой, Анатолич, не уходи! Люся, свет прибавь и поверни, вот так! Бл… ь, Олег, тут аневризма! Смотри, вот тут, повыше зажима… Надо…

Кровь из лопнувшей на пережатом сосуде аневризмы брызнула наклонившимся хирургам на очки и заструилась в открытую полость, как темная жидкость из водопроводного крана.

– Черт, Люся, вытри меня срочно! А‑а, бесполезно, не вижу ни хрена! – послышался из‑за красного марева голос Ерохина.

Олег сдернул защиту с глаз первым:

– Даша, зажим! Аспиратор сюда, быстро! Вася, шунт временный давай!