Вселенная вас услышала. Продолжение романа
Очки завотделением тоже полетели в сторону:
– Держу, Олег, вставляем аккуратно… Теперь затягивай, вот так… Отпускаю, да‑а‑а!
Аспиратор с хлюпаньем всосал вылившуюся кровь.
– Давление? – хором спросили хирурги.
– 120 на 80, – пролепетал молодой анестезиолог. – Все стабильно.
В операционной, ставшей похожей на декорации к фильму ужасов, установилась тишина.
Ерохин глубоко вздохнул в респираторе и локтем вытер кровь со щеки:
– Как руки, Олег?
– Нормально.
– Вену зашить сможешь?
– Да, Вась, смогу.
В шлюз вошли последними: зачем коллегам лишняя порция вируса? Защитные комбинезоны – на утилизацию, очки‑респираторы – на обработку, и срочно – в душ! Из шлюза два выхода в раздевалки, где уже – донага: мальчики налево, девочки направо. Двери на шпингалет с визгом никто не закрывает: от усталости всем давно уже все равно, да и взрослые же люди…
– Девочки, благодарность вам сегодня за работу! – Ерохин был всегда щедр на заслуженные похвалы. – Целоваться не будем: я тут немного во всемирно популярном вирусе.
Он вытер испачканное лицо влажной салфеткой, бросил ее к защитным комбинезонам и, затянув утилизационный мешок, показал ему средний палец.
– Не возьмешь ты меня, ублюдок, болел я уже!
Олег усмехнулся: у друга еще оставались силы шутить.
В мужской раздевалке Клементьев начал стягивать через голову хирургическую блузу и замешкался: в его шкафчике заиграл мелодией сотовый. Черт, неужели машинально его с собой притащил? Обычно в палате оставляли… Надо будет антисептиком обработать. Хорошо, хоть Ерохин не видит: вон он, арии под душем поет. А то влетело бы за телефон. Сотовый умолк, а потом снова запиликал. Номер незнакомый: кто это, на ночь глядя? Опять телемаркетинг? Семь пропущенных.
– Алло, слушаю Вас!
В трубке секунду помолчали.
– Я тебя, сволочь, из‑под земли найду! – раскаленной ненавистью зашипел на него женский голос. – Ты девочку мою убил, ты же, сволочь? Молчишь? Значит – ты‑ы‑ы! Девочка моя, Дашенька… – женщина сначала заплакала, а потом закричала. – Ненавижу тебя! Чтоб тебе пусто было! Чтоб ты места себе не находил! Чтоб тебе ни одна баба не дала! Чтоб ты сдо…
– Наташа, перестань! – перебил ее рыдающий мужчина и перед отключением прошептал. – Простите нас…
– Это вы меня…
«…простите» говорить было уже некому. Олег в трансе положил телефон на полку и, закрыв шкафчик, уткнулся лбом в холодную металлическую дверь. Незнакомая Наташа в его голове продолжала биться в истерике. Ни сейчас, ни завтра, ни через год, а, может быть, и никогда она его не простит! Не сможет… Он бы на ее месте тоже не смог. Понимал бы, что неправ, но все равно – не простил бы!
От шлюзовой двери зашуршали шаги. Даша порывисто обняла Олега поперек тела, оставляя на его синей блузе мокрые следы от заплаканных глаз:
– Я слышала, Олег Анатольевич, но Вы не виноваты! Вы больше ничего не могли тогда сделать! Вы… все, что могли…
Зачем она здесь? Зачем все это? Ненужно все, неуместно…
– Даша, Даша, не надо! – оторвал он девушку от себя. – Ну хоть ты мне душу не рви своей рефлексией! Я умом все понимаю, но… я устал, я в чужой крови после операции, и… от меня несет как из конюшни… Иди, я не могу больше… я просто устал.
Горечь интонации показывала, что он действительно на грани. Она еще раз всхлипнула, хотела что‑то сказать, но, заслышав из мужского душа шаги Ерохина, юркнула обратно в шлюз.
Мощные струи воды падали сверху ему на затылок, как небесная кара – на голову грешника. Олег вымылся два раза, но этот способ против чувства вины не работал. Что еще он мог сделать? Что? Он мысленно крутил ход операции взад и вперед, как видеозапись. Все было правильно как по учебнику. Разве что… если бы допплерография не подкачала, может, тогда он и увидел бы смертельный тромб в той, другой вене? Эх, черт, вот если бы диагностику делала Аня…
Олега прошибло холодным потом: вот оно! Вот, за что он себя жрал! Если бы он позволил жене зайти в «красную зону» и провести сканирование, то, возможно, девочка бы выжила! На одной чаше – жизнь пациента, на другой – риск потерять самого родного человека. Страшные весы! «Что бы ты выбрал, если бы все знал заранее, а, Клементьев?»
Он уперся в белый кафель обеими руками с такой силой, будто хотел опрокинуть стену. Вода из лейки душа мешала дышать и душила вместе с чувством вины. Что бы ты выбрал? Что выбрал? Его колотило как под напряжением в триста вольт. Кислород в легких закончился, и Олег вынырнул из‑под струи. Вода рекой потекла по передней части тела. Кровь в сосудах тоже побежала вслед за водой… а обратно, наверх, не вернулась. Вдруг стало горячо. Не везде, только в одном месте: распирающее, нестерпимо. Нельзя было думать об Ане…
Это стресс, Олег! Помнишь четыре типа реакции? Драка на сегодня закончена, бежать, как обычно, некуда, прикинуться падалью – не наш метод. Остается… секс. Ну как – секс? До Ани еще далеко. И пусть так и будет. Пусть она там, в безопасности. Но в подростковом возрасте из ситуации же как‑то выходили? Не вредно это, Олег, ты – врач, какие предрассудки? Надо просто снять напряжение… Дрожащая рука потянулась вдоль тела… Пульс на кончиках пальцев, пульс на кончике… К спине прижались две прохладные ладони.
Клементьев вздрогнул так, что чуть не поскользнулся на кафельном полу. Он был настолько не готов увидеть здесь Дашу, что у него даже не возникло порыва прикрыться. Челка с медно‑рыжим отливом, россыпь аккуратных веснушек на носу… Светло‑карие девичьи глаза загипнотизированно уставились на то, что выражало суть мужского нетерпения. Легкие пальчики коснулись широких плеч и поплыли вниз по течению:
– Я помогу…
Она начала опускаться на колени, и ошалевший Олег едва успел поймать ее за руки. Он потянул ее наверх и хотел рявкнуть: «С ума совсем сошла?» Но Даша, расценившая этот жест по‑своему, с пылкой силой прильнула к его губам, не дав заговорить. Чтобы достать до его роста, ей пришлось подняться на цыпочки, и гладкий девичий живот туго прижался к горячей части тела, которая категорически отказывалась подчиняться воле владельца. Ее руки оплели мужскую шею.
