Выскочка, научи меня плохому

Снова усмехаюсь, выпуская дым изо рта.

– Дал тебе год перерыва. – Дан улыбается, а я вижу, что выглядит он тоже не особо хорошо.

– За бабки разрешили позвонить?

– Нет, Макс. Тут немного другие расценки. – Криво давит лыбу, а я даже представить боюсь, что он сделал, чтобы связаться со мной в такой день. – Можешь к матери заглянуть? – Спрашивает через тяжелый вздох. – Не смог дозвониться…

– Заеду. – Киваю, туша окурок и ощущая, что на руки упала пара прохладных капель. – Лике звонил?

Виснет пауза. Что‑то подсказывает, что ответ будет отрицательным.

– Я увидеть ее хочу, – говорит сухо, отводя взгляд в сторону, – но если врублю видео связь, то меня здесь ничего не удержит. Один ее голос заставляет думать о том, что пора послать родину к черту вместе с долгом. Ограничиваюсь сообщениями и редкими звонками, так что придержи язык за зубами.

– Получается, ради меня ты не сбежишь? – Говорю приторным голоском, изображая Светку, на что Данияр прыскает громким ржачем.

– Нет, сладенький. Сбегу только ради нее.

Мы перекидываемся еще парой фраз о его службе. Узнаю о новых возможностях зубной щетки и нулевом результате навыков боксера, когда на тебя идут толпой.

Дан сам выбрал такой путь.

Без связей старшего Аристова и денег.

Теперь расхлебывает последствия.

За него не беспокоюсь. Кто‑кто, а Данияр Аристов даже без бабла не пропадет.

Разговор заканчивается, и я еще несколько минут сижу на лавочке, находя в себе силы покинуть это место.

Помогает дождь, который мелкими каплями падает на землю, одежду, пропитывает ткань и холодит.

Иду спокойно даже, когда он усиливается. Сажусь за руль и завожу мотор.

Только нажать на газ не успеваю, ведь под стеной дождя вижу знакомый силуэт.

Она‑то что здесь забыла?

 

Глава 6

 

Лилия

Не знаю, почему именно в этот день я останавливаюсь перед дверью в университет и крепко сжимаю ручку. Нужно всего лишь потянуть на себя и войти, но я стою, как вкопанная до тех пор, пока меня нагло не толкает в сторону, спешащий на лекцию, парень.

Он скупо извиняется и забегает в здание, а я отхожу назад, чтобы не стопорить движение.

От мысли, что мне придется видеть наглое лицо Круглова, становится тошно. Вчера я жутко повздорила с Богдановым из‑за их драки. Сначала обвинила Макса и отчитала при всех, а потом и с другом покидалась словесными ножами.

Их внезапная агрессия друг на друга меня вывела из равновесия, да еще и Светка подкинула проблем.

На семейном ужине атмосфера витала напряженная. Я ждала, когда сестричка сдаст меня с потрохами, но она молча и с задумчивым видом трапезничала, и это бесило.

Не в правилах Светы долго держать язык за зубами. Обычно она сразу сдавала меня родителям, а тут тишина. Наверное, разрабатывала план по разрушению моей спокойной жизни.

Немного постояв около университета, я иду на остановку и сажусь на тридцать пятый автобус, проходящий через городское кладбище. Маршрут привычный, и я смиренно жду, когда прибуду по назначению.

Эмоции затихают. Остается лишь одна. Горечь.

Воспоминания со временем разлетаются пеплом по ветру, но я точно помню, как едкий дым разъедает легкие во время пожара.

Когда хватаешь ртом воздух, надеясь, что отчаяние отступит, и ты сможешь дышать полной грудью, но этого не происходит.

Прошло больше десяти лет, но я помнила, как выглядят мои родители. Биологические родители. Особенно четко всплывали в памяти выражения их лиц, когда они пытались выбраться из горящего дома. Мамины слезы сквозь печальную улыбку и папина уверенность в том, что все закончится хорошо, и нас спасут.

Языки пламени превратили в горстку золы все, что было дорого. Все вещи, которые могли напоминать о радости, перестали существовать.

Я потеряла сознание. Многого не помнила и оказалась в детском доме по очевидной причине – родителей не стало.

От них остались лишь надгробные плиты с датами. Больше ничего.

Я ждала, что меня заберет дедушка по папиной линии, но он со слезами на глазах просил прощения, ступив на порог детдома. Тогда не поняла его.

Обиделась и убежала, а через пару лет он умер от инфаркта.

Теперь мне оставалось гадать, знал ли он, сколько ему осталось, поэтому не хотел забирать, или просто я напоминал ему о трагедии. Причины оставались под вопросом, а он в свою очередь накрывался тяжелым камнем, не оставляя возможности облегчить груз на душе.

Я выбралась из автобуса и пошла в левую часть кладбища. Поежилась от порыва ветра и посмотрела на хмурое небо. Серое. Темное. Убивающее своей тяжестью.

Кажется, еще немного и рухнет на голову.

Куталась в джинсовку, которая не грела. Ветер пробирал до костей, но я провела возле могил родителей долго, размышляя о высоком.

Глупо, конечно, убивать на это время, но именно их смерть стала мотиватором. Я хотела помогать людям выбираться из ловушек, которые нам порой подкидывает жизнь. Работа с законом должна помочь. Я в это верила, не смотря на все попытки Владимира Эдуардовича вбить в мою несчастную голову то, что все в нашем мире покупается и продается.

Даже жизнь, свобода и чувства, и уж тем более закон.

Не хотела в это верить, и если бы не случай с родителями, то не поверила бы.

Я пыталась узнать, что произошло, но приемный отец дал мне минимум информации. Наша семья пострадала из‑за того, что папа перешел дорогу важному человеку. Кому именно, я не знала, и Алимеев молчал. Сказал, что прошлое должно оставаться в прошлом, и не нужно совать голову в печь, даже если там погасшие угли.

Я понимала, что уже не воскрешу родителей, но желание разобраться во всем не пропадало.

Нельзя стереть из памяти боль. Она вгрызается тебе в душу острыми клыками, не оставляя выбора. Ты не сможешь убрать ту часть своей жизни, где есть люди, которые произвели тебя на свет. Просто не в состоянии лишить себя того времени, что они были рядом, и если бы не халатность власти, то все могло обернуться иначе.