Высшая степень обиды
– Зоя… я мог бы, но не пойду с вами в Мурмаши. Думаю, так вам будет спокойнее. Но там вас встретит мой товарищ Сашка Смирнов – тоже каплей. Я сказал, чтобы он пришел в форме, так вам проще будет узнать его. Он поможет с вещами, – и вздохнул, увидев, как я поднимаю брови, открываю рот…
– Не отказывайтесь, все равно я уже договорился. Сейчас я занесу вещи на борт и возьму билет. А вас уже ждет Александра Витальевна. Всего вам хорошего, Зоя.
– И вам, Андрей… и вам тоже, – искренне вырвалось у меня.
Он кивнул и ушел вперед, а я подошла к Сане. Стала рядом с ней, сунула ей в карман ключи и тоже уставилась на темную грязноватую воду, плещущуюся о бетонную стену пирса. Маслянистые радужные пятна, окурки, затасканный полиэтиленовый пакет… мусор завихрениями ветра собирало и относило в сторону. Печально… холодно…
Саня шевельнулась, потерла ладонью лоб – точно как Пашка, и вдруг выдала:
– Хорошо, что ты уезжаешь.
Я помолчала, вникая, потом сообразила и кивнула.
– Ну да. Я тоже жду, что там станет лучше. Ничего, победим, Саш… и болячку тоже.
– Хорошо, что ты уезжаешь, – проскрипела Санька чужим, незнакомым голосом, – уезжай и не звони – ни мне, ни Паше. Тебя слишком много, Зоя. Много в нашей жизни… слишком. Просто исчезни, ладно?
– Ладно…? – переспросила я, не веря теперь уже своим ушам.
– Вот так. Уезжай. А то… – задохнулась Санька словами, – надоело!
– Саня, что у тебя случилось? Что конкретно случилось со вчерашнего дня, объясни мне, пожалуйста? – спросила я тоже незнакомым – низким голосом. Наверное, самым низким, которым когда‑нибудь говорила – сдавило горло.
– Ничего, – выдохнула она, – просто услышала – еще раньше… Сысоева рассказывала, как охотится на Виктора. Я не сказала тебе. Может там пустой треп, а ты бы накручивала… И Пашке тоже не сказала, а потом он как‑то узнал! « Зоя пострадала»… Я виновата, что Витька повелся?! Я его заставляла?! Пашка не верит, орет – я специально завела тебя туда, таких совпадений не бывает. Мировой заговор против Зои!
– Не истери, – глухо огрызнулась я, – я тебе верю, я все помню. Все это выеденного яйца…
– Да! Витя вообще ничего не стоит – ты просто плюнула на него и забыла! Сдохни, Витя! Моя семья не стоит! Потому что из‑за моей «подлости» он… в общагу собрался, – всхлипнула Санька, – да что такого я сделала? И ты бы на моем месте…
– А почему все‑таки? – отстраненно спросила я.
– Не знаю! Довольна? – крутнулась она и быстро пошла от меня, бесшумно ступая мягкими подошвами туфель, которые мы недавно выбирали вместе.
Я еще постояла, вяло раздумывая – позвонить Пашке и спросить под какую раздачу я сейчас попала? Санька… ничего мне не сказала, молчала и ждала что будет. Наблюдала… Что бы сделала я? Я бы тоже ей не сказала, но дряни все патлы выдрала. И обязательно поговорила с Пашкой, вправила ему мозги.
В уши настырно лезли, отвлекая, посторонние звуки – плеск воды, резкие крики бакланов и чаек, голоса людей, тихий шум мотора, работающего пока еще вхолостую… и все это будто откуда‑то издалека. Такой звуковой эффект иногда получается летом возле большой воды, на пляже. Мужской голос прозвучал совсем рядом, возвращая меня в реальность:
– Держите билет, Зоя. Вещи уже на борту, вам пора.
Непонятно, что он там увидел – на моем лице… или в глазах? Потому что я даже не говорила ничего – молчала. Значит – выражение лица. Он уже начал отворачиваться, собираясь уйти, но задержался на нем взглядом и замер. Вгляделся внимательнее и шагнул ближе, став вплотную ко мне. Обнял теплыми ладонями за щеки, наклонился и прижался к моим губам.
Просто коснулся своими губами, а я не оттолкнула. И поцелуй превратился в настоящий, но очень легкий и бережный, такой теплый и нежный… Так прикасаются к самому дорогому, опасаясь навредить по неосторожности. Вот с таким почти невыносимым трепетом я целовала только своих новорожденных мальчишек. Тогда мои губы являлись средоточием всей той немыслимой нежности, сумасшедшего восторга и робкого благоговения, что буквально переполняли меня.
А потом стало холодно – он отстранился и отошел. А я пошла к сходням. Как во сне, который все не прекращался после слов Саньки.
И стало мне, наконец, совершенно все равно – кто и что обо мне подумает. У меня жизнь рухнула! Почему обязательно нужно бояться, что поцелуй этот однозначно видели многие? И что сплетни, и что обязательно дойдет потом до Усольцева. Что теперь будут трепать мое имя дольше, чем предполагалось раньше, гораздо дольше – в костер щедро подброшено щепок, и он получил новую, еще более яркую жизнь.
И ладно! Я не жалела. Потому что этот поцелуй был одним из лучших в моей жизни. Таким и останется, потому что никто и никогда не испортит впечатления о нем, даже сам Зацепин – я не дам возможности. По той простой причине, что продолжения не будет – ни хорошего, ни плохого.
Просто буду помнить этого мальчика, который поддержал меня своим вниманием и нежностью, когда стало плохо. Так плохо, что я даже не знаю… И вдруг нечаянно получился прощальный подарок, нежданный сувенир на память о Севере. Надо же…
Голова была легкой и пустой. Я села в кресло и отвернулась к иллюминатору. Подумалось, что не мешало бы протереть его снаружи – соленые брызги, успевая высохнуть, испятнали толстое стекло, делая его неудобным для взгляда. И все равно я видела сквозь него мужскую фигуру в светло‑коричневой ветровке. Опираясь на ограждение, и не обращая ни на кого внимания, Андрей стоял и ожидал отхода катера. Он никуда не уходил и ни от кого не прятался.
Звук мотора стал отчетливее, вибрация палубы усилилась и передалась ногам, пейзаж за бортом поплыл – катер сдавал назад. Я все еще видела его. И подняла ладонь, плотно прижимая ее к стеклу. Он должен был понять, что я так прощаюсь и совсем не сержусь. Потом причал с провожающими медленно ушел в сторону, катер набирал ход. Я достала мобильник и позвонила Пашке.
– Паш, ну хоть вы не сходите с ума. Зачем из‑за одной глупости…?
– А ты уже считаешь, что из‑за одной глупости не стоит…? Так, может, останешься?
– Ты сам меня выпер! – психанула я.
– Да потому что здесь ты сдохнешь! Мне разорваться между вами? Не лезь в это! – отрезал он, – я сам разберусь. У меня один друг и ему сейчас крайне хреново. Отдохни, Зоя, просто отдохни там и не лезь. Я позвоню сам. Все будет хорошо, не нервничай. Ты приняла таблетки?
– Да, – нажала я на отбой. Меня потряхивало. Заботливый ты наш! А мне вот сейчас хорошо, просто отлично! Да гори оно! Разбирайтесь тогда.
В Мурмашах меня встретил товарищ Андрея – щуплый симпатичный парень в морской форме. Веселый, общительный… он быстро замолчал. Помог добраться до аэропорта, донести вещи на регистрацию и погрузку, подождал еще, когда я останусь с одним рюкзачком на плечах, потоптался… исчез куда‑то.
