Высшая степень обиды

– Мам…?

– Встала?  Сейчас будем овсянку, а на обед  куриный супчик и творожную  запеканку.  Аппарат на столе, проверь  давление.

– Вот так сразу, с кавалерийского  наскоку, да?

– Если нужно постоянно контролировать,  значит, мы будем  контролировать.  Умывайся, сейчас я расскажу тебе свою новость.

Ванная комната в этом доме была именно что комнатой.  После квартиры в старой панельке  вообще все площади здесь воспринимались, как что‑то запредельное.  Хотя к чему здесь было привыкать?  Этот дом был родным для меня,  здесь я провела почти все сознательное детство – с десяти лет  жила вместе с дедушкой и бабушкой – мамиными.

Родители отца были  живы до сих пор, но жили на Кубе.  Мой второй  дед был темнокожим кубинцем.  Живьем я не видела его ни разу – не пришлось.  Он учился в Москве на врача, они с бабушкой  женились,  и родился папа.  Потом дед уехал, а за бабушкой вернулся только через двадцать два года.  Почему она потом поехала за  ним  – я не имела понятия.

В том, что я не жила с родителями, виноваты  были  склады.  В начале девяностых  папа работал научным сотрудником среднего звена в известном НИИ,  а мама – фармацевтом в рядовой аптеке.  Однажды  папу вызвал кто‑то из высокого начальства и в приказном порядке на него были оформлены те самые склады, раньше принадлежавшие институту, а потом оказавшиеся приватизированными на его имя.  Само собой – временно, с последующей передачей  тому самому  начальству в более удобное для этого время.

Сначала все было тихо.  А потом начальство куда‑то тихо  исчезло.  Прошли  еще месяцы, и папа поехал посмотреть на свою фиктивную собственность – она прилежно охранялась и пока никак не использовалась.  Через некоторое время пришла пора что‑то решать, и мама предложила помочь в этом  уже через свое начальство.  Склады, удобно расположенные  в черте города,  были сданы в аренду  большой фармацевтической компании и на счет  нашей семьи стали капать деньги и это были хорошие деньги.

Насколько я знаю, от наездов и попыток вторичной прихватизации   мои родители отбивались вместе с той компанией.  За мою безопасность испугались и поэтому  из города увезли. А потом я прижилась  здесь, привыкла к школе и увлеклась танцами, а потом еще и влюбилась со всей дури,  и уезжать обратно  отказалась категорически.

Дом был каменно‑деревянным.  Первый этаж был сложен из камня, а позже был  надстроен второй – из бруса.   Со временем все это состарилось и даже немного обветшало, хотя нигде будто бы пока не текло и не рушилось.  Дедушки и бабушки не стало пять лет назад и дом с участком в почти гектар земли, доставшейся  после развала колхоза, собирались продать.  Но не хотелось задешево – место было уж больно козырным.  Тогда тянули бумажки с номерами участков и деду вместе с еще одним мужиком случайно достались самые роскошные – вдоль реки напротив санатория на том берегу.

После развода  мама вернулась сюда.  Насколько я знала, сейчас она нигде не работала,  занимаясь собой… и коровой  теперь.  Нет, нужно было закрыть этот вопрос!   Пойти и, наконец, познакомиться, что ли?  Я шла на кухню и тихо улыбалась.

Мама предложила  собраться, взять с собой медицинские документы и прямо сейчас  купить  курс лечения в санатории.  Покупать  полную путевку не было надобности, только лечение.

– Паша еще не звонил, – не согласилась я, –  он обещал поговорить  со своим знакомым и перезвонить мне сам.

При упоминании  о Пашке  что‑то послушно отозвалось внутри,  щелкнуло и включило не те эмоции.  Наползало  болезненно‑тошнотное… неконтролируемо – снова тоска, похоже.   Не только по Пашке, само собой, но и  по всему тому, что осталось там.  Плечи сами собой опустились, я ссутулилась над столом и быстро заработала ложкой.

– Одно другому не мешает.  Или он и путевку для тебя купит?

– Вот про купит…

– Деньги есть.  На соседнем участке  будут строить мостик через Таю  – соединят два берега.  Поэтому прибрежные участки на нашем  сильно выросли в цене. На них  есть покупатель, который хочет выстроить здесь гостевой коттеджный поселок.   Люди будут жить в  домиках над рекой, а на лечение ходить за речку – метров  триста всего.

– Вокруг нас будут дома? – ужаснулась я.

– Вокруг нас будет забор, – отрезала мама, – а дома – только  с одной  стороны. Сделают дорогу, поставят магазин.  И не впритык же?  Мы уже подписали предварительный договор,  я получила задаток‑гарантию.

– Странно это все, мам…

– Странно сидеть на гектаре земли и нанимать  людей, чтобы его косили несколько раз за лето.  Нет… Тасе, конечно,  нужна травка и сено, но его можно купить потом… и с доставкой.

– Тася – это корова.

– Да.  Тася это наша корова.  К ней мы сходим потом. А сейчас  давай пройдем до санатория на разведку, поинтересуемся – как там с путевками?  Сегодня пятница, а там у них будет два выходных…

В  узком  темно‑зеленом платье чуть ниже колена и легком  бежевом  жакетике, я стояла в прихожей и задумчиво вертела в руках широкополую  мамину  шляпу, украшенную бежевой лентой похожего цвета.

– Солнце уже не жаркое,  зачем она тебе? Брось, – вышла мама уже полностью готовой к выходу  – в светлых брючках, разлетайке с длинным рукавом и темных очках.  Совершенно другой образ…  со временем привыкну,  конечно, но…  Задумавшись не о том, я и ответила не то:

– Боюсь, что защита 50+… вышел срок годности – не рискну наносить, а значит… – неловко бормотала я, уже понимая, что говорить этого не стоило, – так что…

Мама молча  смотрела, как я упрямо пристраиваю на себя  объемный головной убор.

– Зоя…  Зайка…

– Мама,  давай оставим все, как есть. Пусть это будет просто моя привычка, ладно?

– Нет, Зоя, это  другое,  – расстроено отвернулась  она, – я думала, что все это в прошлом.  Ты что – все это время пряталась от солнца?  А как же витамин Д?

– Смешно, мама…  витамин Д продается.

– Нет!  Подожди – все эти годы, столько лет…?  Я бы заметила в ваши приезды!

– Нет, мама, все давно прошло.  Просто не обращай внимания, ладно?

– Я не могу не обращать внимания, Зоя, – развела руками мама, – ты сказала – прошло.

– Мама! – отчаянно мотнула я головой, –  Сысоева…  блондинка.  Я не могу, мама…  прости.  Пройдет потом –  проходило же?  Не мучь меня сейчас! На самом деле, это такая мелочь…

Перед глазами, будто на экране, встала тонкая фигурка в  руках  Виктора – в белом халате и с  белыми почти волосами.  Наверное, это навсегда…  забыть не получится – невозможно.  И не вспоминать – тоже, хотя как же  это больно!  А  злилась я сейчас на маму.  Что ей стоило просто не заметить, просто забыть, когда я попросила об этом?

– Да‑а…  трудно будет твоему Усольцеву.  Если вообще возможно, – задумчиво протянула она.

– Невозможно.  У них  это давно.  Там  выглядело…  уже  привычно.

– Как  – привычно?  Ты, конечно,  извини – я все понимаю… что тема еще  больная,  но что значит – привычно?

– Движения… отработанные, как  в танце – знаешь?  Когда шаг в шаг.  Слаженно и в такт.

– Глупости говоришь, –  отмахнулась  мама, – это извечный танец, там трудно ошибиться с движением.

– Нет, мама. И  прекрати  работать его адвокатом.  Мы идем или нет? – дернула я дверь.