Высшая степень обиды

– Не психуй!  И не придумывай.  Такие домыслы выматывают  страшнее любой реальности.  Не накручивай себя.

– Я вообще – никак.  Давай просто не вспоминать о нем.

На крыльце я осмотрелась – за густыми кустами просматривалась  неширокая  Тая.  Противоположный берег  выглядел ухоженно и красиво, это была уже территория санатория.  Видно было небольшой участок  асфальтированной дорожки,  пару лавочек  с видом на реку…   С нашей стороны все место вдоль реки занимал луг  с редкими совсем еще молоденькими деревцами  – бывшее колхозное поле.  Трава  на лугу… да – она была выкошена раньше, но уже поднялась.  Вдалеке  на ней виднелось рыжее пятно  –  похоже, та самая наша   Тася.  Она отдыхала, лежа на травке.

– Научишь меня доить.

– Обязательно, Зая,  только ногти обрежешь.  Красивый маникюр, жаль, но сама понимаешь…

– Мне не жалко. Прямо сегодня  и завалимся.  Светлана еще работает?

– Да, здесь держатся за работу, а она хороший мастер.  И я тоже работаю, Зоя, – огорошила меня  мама.

– Ты не говорила.  Ты вообще почти ничего не говорила…

– Ну,  ты и сама сейчас  не особо настроена,  должна понимать.  Я работаю в таком… щадящем режиме – сменным администратором в фитнесс‑клубе.  Когда девочкам нужна подмена, я выхожу.  И занимаюсь там, когда хочу, бесплатно.

– А Тася тогда? Ее же нужно доить… сколько раз в день?

– Я все успеваю.  А  по вечерам к нам приходит  Назарка. Помнишь его?  Ему уже пятнадцать.  Чистит у Таси…  хотя сейчас она все время на улице – работы мало.  Я наливаю за это молока – по два литра каждый день.  И им и мне удобно…

Мы шли вдоль реки и говорили про эти ее заботы, про общих знакомых, мама рассказывала  про моих одноклассников, которых недавно видела.

В городе мы перешли через мост и добрались, наконец,  до территории санатория.  Объяснили, что интересуемся путевкой и нас пропустили  через КП. Еще какое‑то время нужно было идти по дорожкам вдоль изумительных по красоте клумб, мимо  знакомой скульптуры  смеющейся девочки…  Высокие кусты и ивы с длинными ветками возле беседок и внутреннего прудика…  Я притихла – вспомнилось…

Здесь мы познакомились с Усольцевым, когда  он в августе заскочил в санаторий  проведать свою маму.  И застрял здесь из‑за меня на весь месяц,  даже купил путевку с проживанием, но без лечения.   Как потом выяснилось, кинул клич своим друзьям, и они скинулись для него кто сколько смог. Тогда все случилось… бурно.   Такой яростной осады не выдержал  бы никто.  Он брал меня не измором, а штурмом.  Морская форма, этот решительный напор,  взгляды, которым я и сейчас не нашла бы названия… в них иногда сквозила не просто  мужская  жажда, а настоящая мука.  Тогда… именно тогда это нужно было мне, как воздух,  и я получала это.

Уже через неделю  я осталась на ночь в его номере, он стал моим первым и до сих пор единственным. Уже  в сентябре мы поженились,  и я  сразу забеременела.  Он учился на четвертом курсе и уже имел свободный выход с территории училища. Поэтому почти каждую ночь проводил со мной в квартире, которую  нам  оплачивали  мои родители.  Мы будто с ума тогда сошли и ни о каком осознанном  планировании детей и даже простом  здравомыслии  речи вообще не шло.  Усольцев не высыпался хронически, потому что на сон ему оставалось от силы час‑два.   Я днем отсыпалась,  готовила учебные задания,  ждала его, готовила еду… до которой порой  очередь так и не доходила.  Иногда  мы с ним выматывали  друг друга так, что вырубались в процессе… даже в поцелуе.  Этот дурдом  и не мог закончиться иначе – только  беременностью.

Вспоминать об этом здесь, вот так…  почему‑то не было больно.  Это было мое и оно у меня  было.  Помнить все равно было приятно, прошлого отнять у меня он не мог.  И даже на слезу не пробило, надо же… я удивлялась сама себе – неужели понемногу отпускает?  Просто не знала, какой лютой ностальгией меня  накроет  следующей ночью в связи с этими воспоминаниями…

Я сама заскочила в административный корпус и спросила о путевке.  Пожалела, что не прислушалась к маме – ее можно было взять уже сейчас.  Договорилась на понедельник.  На обратном пути мы  сделали небольшой крюк, прогулявшись по парку – время позволяло.

Уже когда повернули на выход, мой взгляд  задержался на девушке, которая шла по дорожке  рядом с  каким‑то  мужчиной.  На него я почти не смотрела, а вот она…  будто кольнуло что‑то под ребра.    Скорее всего, она тоже была квартеронкой, и даже во втором или третьем поколении, потому что явных негроидных черт у нее не наблюдалось.  Когда я была здорова, то моя кожа, которую я изо всех сил  спасала от загара,  была очень смуглой и чуть золотистой.  В госпитале, по словам Пашки, она  выглядела желто‑зеленой, слегка разбавленной  глубокой синевой подглазников… Если бы я разрешила себе загорать, то очень быстро стала бы такой же шоколадкой, как эта девочка.

Она была  темненькой.  И очень красивой –  экзотически, просто необыкновенно.  Я с трудом  оторвала от нее взгляд.  Наверное, это разглядывание  выглядело ужасно.  Но она заметила его и при этом  улыбалась.  Похоже, что мое внимание ее совсем не коробило.   У меня когда‑то было не так… совсем не так.

Мы с мамой  прошли  в стороне от той пары, свернули к воротам.   И так  относительное, мое  спокойствие  тихо рушилось.  Опять затягивало.  Я даже подумала о том, что зря рванула сюда, где на каждом шагу  воспоминания.  Но не к папе же было ехать с его новой дамой?

 

Глава 11

 

– Это будет «голый» маникюр, – увлеченно  бормотала  моя бывшая одноклассница, – для коротких ногтей красивой формы просто идеальный вариант.  Если бы на длинные и в твой образ…  хищный принт,  да‑а…  всего на парочку ноготков.   А лак  с нюдовым эффектом… я бы выбрала пепельную розу.  На короткие…   да, тогда только «голый»… Как ты считаешь?

– Я полностью доверяю тебе, Света, ты в этом профи – не я.  Главное – не ярко и не длинно.  У нас же Тася…

– Это просто здорово! –  ворковала она над моими пальцами, – крем для доения у тети Томы есть.  От него просто бархатный эффект.  Вроде только для  коровьих сисек  придумано, а руки  лечит идеально  – и от трещинок, и от ранок, и от сухости, а еще он без запаха и абсолютно…

Я слушала и расслабленно наблюдала, как она работает с моими руками.  Ароматная ванночка, фен, крем, инструменты – новенькие, хромированные, блестящие…  Их  блеск  в движении завораживал,  а осторожные,  выверенные движения и монотонное бормотание Светы тоже работало на эффект гипноза.  Вспоминалось – перед глазами подопытного ритмично качается подвеска, поблескивая гранями  камня, встроенного в нее.  И этот блеск завораживает, вводит в транс, глазки закрываются…

Зеркало  передо мной  будто подернулось  неясной дымкой.   В нем отражалось  мое лицо, но в то же время,  будто уже и не мое.  Не будь тех трех операций, сейчас я выглядела бы иначе  –  вывернутые «негритянские» губы,  широкий   нос.    Да – ресницы, да – глаза и брови, но… черножопая  Зойка.