Высшая степень обиды

Дед был неплох собой, и  винить бабушку за неосторожный выбор я не могла.  Мы иногда шутим, что мужчина должен  быть  чуть лучше обезьяны…  Я  же считала, что  желание найти  своим будущим детям отца с приемлемой внешностью это не просто женская блажь.   Это в том числе и наша неосознанная  забота о них, о том, чтобы эта внешность потом  не стала их бичом.  При знакомстве в компании  первым  взгляд всегда падает на того мужчину, который красивее.  И это не отсутствие здравого смысла, а чистейшие инстинкты. Мозг подключается потом.  Или же нет.

Эти мои комплексы…  кажется,  я боролась с ними всю свою жизнь.  И, будучи беременной, тоже  тряслась и  переживала.  И даже   консультировалась по телефону со своим психологом, а потом  грамотно занималась аутотренингом, чтобы не паниковать  зря.  И что было бы со мной, родись они с такими же губами или носами? Думаю, что любила бы  их так же, если не  больше, а еще обязательно страдала бы за них.  Может и без причины – просто авансом.  Потому что впереди у них была бы юность и любовь, и вдруг там –  как у меня в свое время?

Но  ребята пошли в Усольцева, разве что кожа  была более  темной, с эффектом  сильного загара.   Их отец   темноволосый  и кареглазый.  Заинтересоваться блондином я не могла бы по определению,  потому что такой яркий контраст  еще больше выпячивал бы мою темнокожесть.  Рядом с  таким мужчиной  я чувствовала бы себя совсем чумазой.  Жаль, что светленький Андрей сразу не знал о моих комплексах.  Хотя в нашем случае дело было вообще не в этом.

– Готово,  Зоя!  Ты что – только с дороги?  Устала?

– Нет… – сама не понимала я своего состояния, – но что‑то такое точно есть –  слабость, сонливость.

– А‑а‑а…  это давление упало,  – сделала вывод Света, – у  мамы часто так.  Выпей кофе, а лучше крепкого черного чая, в нем больше кофеина.  И сразу придешь в норму, взбодришься. Прямо сейчас могу, хочешь?

– Ну‑ка, ну‑ка, – откликнулась на это от двери  моя мама и потянула из сумочки мини‑тонометр: –  Давайте  посмотрим…

– Ух ты, какой малюсенький! – восхитилась Света, – прямо для сумочки.

– В аптеке только что взяла.  Вы как – закончили, я ничего не порушу?

– Нет, теть Тома, но все‑таки осторожненько…

Измерив мне давление, мама пожала плечами и уставилась на меня, а Света опять сделала выводы:

– Бракованный.  Сто тридцать пять на девяносто – это повышенное.   А она вон спит.  Идите  сразу поменяйте.

– Не нужно,  –  остановила  я маму, – Паша говорил, что в любом случае, даже если давление потихоньку нормализуется, организму нужно к нему адаптироваться.  Я привыкаю, Света, такое для меня это почти норма, но ощущается, как низкое.  Ты, Светка, волшебница, – улыбалась я ей, – это все твое воркование и ласковые руки.  У тебя много работы?  Я буду часто…

Потом мы с мамой не спеша дошли домой, и там я, наконец,  познакомилась с Тасей.  Выяснилось, что у нее потрясающе красивые темно‑синие глаза.  Ох, я много отдала бы за такой цвет для себя!  От нее пахло молоком и немного – навозом, я даже обнаружила засохшее пятно от него на задней ляжке, но мама сказала, что стерильной вся корова  и не может быть, а вот вымя – запросто и сделать это в наших силах.  Потом она доила  Тасю, а я смотрела…

Все это не сбило меня с мыслей и  воспоминаний, которые нахлынули после той встречи с красивой темненькой девочкой…

Приняли меня в четвертом классе «А»  замечательно.  Мальчики солидно молчали и присматривались, а девочки сразу подошли знакомиться.  Одна даже потрогала мою  щеку пальцами и отметила:

– Ух ты, как она загорела.

На этом и остановились.

Губешки и нос тогда еще  не так сильно бросались в глаза –  мое лицо  долго оставалось по‑детски пухленьким.  И вся я была, как грибок‑боровичок – сбитенькая и откормленная.  Помню, как сильно нравилась я сама себе – как‑то крутилась перед большим зеркалом  и хвасталась:

– Глянь, бабушка, какая я вся ровненькая, пряменькая и красивенькая.

А потом, буквально за пару лет, я очень изменилась – вытянулась.  И стала не то, чтобы худой, но ужасно нескладной и угловатой.  Я стеснялась своих острых коленок и не только их.  Казалось, что острые углы выпирают из меня повсюду.  А еще вылезли губы и расплылся по лицу нос.  Губы были мало того, что большие и странно вывернутые… они еще и не были гладкими, как вот сейчас носят продвинутые девушки.  Все они были в вертикальных складочках или же морщинках…

Повзрослев и поумнев, я поняла, что никакого  уродства в этом не было, но это сейчас – когда в моде объем.  Да и тогда я сильно не загонялась, меня больше беспокоила моя нескладность.  На физкультуре я вечно спотыкалась и даже умудрялась запнуться  одной своей  макарониной  о другую,  руки тоже были слабыми…  Надо мной стали насмехаться по этому поводу.  И бабушка отвела меня в танцевальную студию.

На предварительном собеседовании и пробе сил, так сказать, я показала товар лицом, но меня все равно взяли – это был блат.  Танцы, которым планировали меня учить, назывались  спортивными бальными.  А в них каждой девочке полагался мальчик в пару.  Мне назначили Тему.  Моего возраста, он учился в нашей школе в параллельном классе.  Скорее всего,  родители загнали его на танцы,  чтобы тоже искоренить то ли неуклюжесть, то ли комплексы…  Тема был рыжеватым  и длинным. Потом, через пару лет, у него полезли прыщи и смотрелись они безобразно.

– Выдави его сейчас же! – шипела я на репетиции, – почему ты его не выдавишь?  Он же уже белый?

– Мама  говорит, что это смерть, – мрачно жаловался он, – потому что носо‑губный треугольник.

– Ладно,  тогда  не трогай… –  Тема был нужен мне живым, он оказался изумительным партнером  –  гибким, с чувством ритма, музыкальным слухом, а еще – очень сильным.   В спортивных танцах это важно из‑за множества силовых поддержек.  Дело в том, что параллельно с танцами он таскал с пацанами гантели и отжимался на турнике возле школы.  А еще он был очень терпеливым.  Это тоже было важно, потому что, хоть я и делала успехи, но до него мне было – ой, как далеко.

В четырнадцать я в него влюбилась.  Сама не знаю, когда это случилось – в какой момент?  Но на четырнадцатилетнего  Тему начали заглядываться девочки, говорить о нем, шептаться.  Он быстро превращался в юношу, был рыжим и голубоглазым – красивым. А еще наши танцы…  все эти касания, поддержки, глаза в глаза…  В общем, все закономерно – с каждым месяцем и годом я втюхивалась все больше.

А потом стала замечать вначале робкие, а потом и более смелые знаки внимания, которые прилетали мне от него.  Это были мелочи, но очень значимые для меня.  Прыщи  он  как‑то вывел, или они сошли сами,  я к этому времени округлилась в положенных местах – мы с ним стали «ходить».   Официально это произошло первый раз, когда он  молча забрал у меня портфель и довел до самого дома,  молча ткнул его мне в руки и так же молча ушел.  Я думаю, что он тогда стеснялся.

Когда нам исполнилось  шестнадцать, он поцеловал меня первый раз.  Между нами тогда находился  тоже портфель, им я и была плотно зафиксирована у стенки своего  дома.  Смачно чмокнув  мои шлепалки, Тема улыбнулся и спросил:

– Ты же не против?