Я буду любить тебя вечно

– Виктория, прекрати паясничать! – неожиданно кричит отец так громко, что бабушкин сервиз, стоящий в старом серванте, начинает танцевать ламбаду. – Ты прекрасно знаешь, что у нас либо медицина, либо наука. И ничего другого. – И взгляд суровый, не сулящий ничего хорошего.

Мне стоит испугаться отцовского гнева и, склонив голову, принять его сторону, но я не могу. Это выше моих сил.

– Но мне не нравится ни то, ни другое.

В тысячный раз пытаюсь отстоять свою точку зрения, да только без толку. Родители упертые, как бараны, и то мне порой кажется, что с теми возможно договориться, в отличие от моих предков. Они ни в какую не хотят понять, что я не желаю возиться с нудными пациентами, что часто приходят в больницу по пустякам, и тем более не мечтаю преподавать. Им не понять, что для многих это скукота. К тому же даже здесь мне придется окончить медицинский и отпахать несколько десятков лет на благо родины. Ну вот надо оно мне?! А бизнес? Так там вообще не должна стоять девушка у руля.

– Я все сказал!

Смотрю на отца и понимаю, что выбора у меня никакого нет. Ни за какие коврижки мне его не переубедить, а на маму даже смотреть страшно. Она никогда не работала и даже не знает, что это такое. Из этого, само собой, следует вывод, что на ее поддержку глупо рассчитывать. Ее мечта – выдать меня удачно замуж, и она слепо ей следует. Естественно, наплевав на мое мнение и желание.

– Да ради Бога, – швырнув на стол вилку, встаю из‑за стола не слишком аккуратно, так что стул с грохотом летит на пол, и выбегаю на улицу. Так точно не делают воспитанные леди.

Моросящий дождь нещадно лупит в лицо, злые слезы застилают глаза, не позволяя нормально разглядеть дорогу, но мне плевать. Я бегу сломя голову по дороге, не чувствуя боли в ногах, в надежде скорее оказаться в парке, где можно вдоволь наплакаться. Настроение отстой. И усугубляет его простейший факт, что со стороны наша семья кажется идеальной, красивой картинкой, а на самом деле все не так красочно, как хотелось бы. Сколько раз я себе обещала, сколько раз клялась, что мои дети не будут жить в такой семье.

Наверное, я ничего еще не понимаю в отношениях между мужчиной и женщиной, но брак родителей мне лично кажется ненормальным. Нет, отец никогда не поднимал на маму руку, но ее колено‑преклоненная поза по любому поводу чаще раздражает, чем восхищает. Я за свои восемнадцать лет ни разу не замечала, чтобы она с чем‑то не согласилась. Даже если отец был неправ, она скрепя сердце соглашалась с ним. И это дико злит. Хотя бы от того, что, когда мне нужна материнская поддержка, ее просто нет.

Меня разрывает изнутри, а холодные капли дождя кажутся иглами, что безжалостно вонзаются в тело и проникают в самую глубь. Я чувствую жуткую боль, что разъедает изнутри, уничтожает маленькими крупицами хрупкие отношения с родителями. Сейчас я уверена, как никогда, что пойду наперекор их желанию, сделаю так, как хочется мне, а не им. Все‑таки в будущем работать мне, и хочется любить свою работу, а не ненавидеть.

Перебегая дорогу и не смотря по сторонам, я слишком поздно осознаю, что нахожусь на грани жизни и смерти. Яркий свет фар, появившийся из ниоткуда и ослепляющий глаза, вгоняет в безмолвный ступор. Я замираю посреди мокрой дороги, прищурившись, глупо пялюсь на с визгом несущийся на меня мотоцикл и боюсь пошевелиться.

Круглое пятно и ослепительно яркий свет с каждой секундой становятся все ближе. Словно картинки киноленты, перед глазами проносятся кадры из блеклой жизни, где слишком мало ярких пятен. Настолько мало, что можно собрать небольшой пазл, где всего лишь двадцать маленьких деталей. И это в восемнадцать‑то лет.

Один…

Моя жизнь никогда не была легкой, беззаботной. Я всегда подчинялась внутренним правилам семьи, от которых порой хотелось выть на луну. Я всегда хотела быть другой, не такой, какой хотят меня видеть родители. Скучной, занудной девушкой, ну, или на худой конец послушной женой.

Два…

Если я вдруг выживу в аварии, виновницей которой являюсь, то обязательно поступлю по‑своему. Сделаю все, что от меня требуется, но буду далеко от медицины и преподавания.

Потому что просто не смогу так жить. Потому что умру душевно.

Три…

Яркий свет окончательно ослепляет глаза, жмурюсь. На периферии сознания слышу скрежет металла о мокрый асфальт, но боюсь взглянуть на ужасающую картину. На мгновение я выпадаю из реальности и не знаю, как правильно поступить. Основы первой помощи, что обычно преподают на школьных уроках, мигом вылетают из головы, и меня окутывает страх. Страх смерти.

Парень, что несколькими минутами ранее уверенно восседал на мотоцикле, вылетает из него и летит кубарем в кювет. От увиденной картинки к горлу подступает ком, и боль мгновенно увеличивается. Мне становится тяжело дышать, перед глазами появляется пелена, через которую тяжело рассмотреть происходящее.

Я боюсь, что из‑за меня, такой глупой и никчемной, может оборваться чья‑то жизнь. Жизнь, возможно, лучше моей в сотни тысяч раз.

Громко вскрикнув и прикрыв рот мокрыми ладонями, медленно, будто боясь увидеть покалеченное бездыханное тело, подхожу к кювету, надеясь, что парень жив. И только увидев его, сидящего ко мне спиной и матерящегося, спокойно выдыхаю.

– Прости, – произношу дрожащим голосом, надеясь, что мои слова унесет ветер, или на худой конец они растворятся в каплях дождя.

Вздрогнув, парень опирается правой рукой о землю, впиваясь пальцами в мокрую траву. Видимо, чтобы держаться и не сорваться на меня, идиотку. Признаться честно, мне кажется, будет вполне справедливо, если он решит снести мне башку прямо здесь и сейчас.

– Ты идиотка? Какого хрена творишь? – злобно шипит, кое‑как вставая на ноги и, хромая, подходя ко мне.

– Я… я не хотела, – пытаюсь оправдаться, но сразу понимаю, что как‑то глупо это звучит. Боже, какая же я идиотка!

Резко закрываю лицо руками и начинаю позорно реветь. Конечно, он прав – я идиотка. Та самая, что чуть не убилась и не убила ни в чем не виновного парня. Причем молодого и до ужаса красивого. Да‑да, я успела в свете фар покореженного мотоцикла немного разглядеть его внешность.

– Прости, – шепчу глухо, надеясь, что он меня услышит.

– Прости? Серьезно? Да ты чуть нас не угробила, – громкий голос, из‑за которого хочется спрятаться, раздается практически над самым ухом.

Дергаюсь, отступаю назад и, споткнувшись о грязное колесо мотоцикла, резко разворачиваюсь и лечу носом в асфальт. В последний момент выставляю вперед трясущиеся руки. Спасаю нос, но не ладони и колени. Всхлипнув, сажусь, наплевав на внешний вид. Вытягиваю вперед ноги и любуюсь кровавыми потеками на красных колготках. Теперь с дырявыми коленками им место только на свалке. А ведь это мои любимые.

– Я не хотела, – сжав кулаки и превозмогая боль в окровавленных ладонях, смотрю на него сквозь пелену слез и забываю, как дышать.

Прямо надо мной, даже не думая помочь хоть словом, возвышается парень, чье телосложение вызывает только восхищение. Прямая спина, широкие плечи. Уверенная поза лидера. Непоколебимый, сильный. До ужаса красивый.