Я буду любить тебя вечно

Юрка, откинувшись спиной на стул и забросив ноги на парту, не сводит с меня заинтересованного взгляда, а тот, из‑за кого мое сердце забыло о спокойствии, обнимает главную змею класса и что‑то, судя по ее довольному виду, ласково шепчет ей на ухо. Сжав под партой кулаки и втянув в себя немного воздуха сквозь неплотно сжатые губы, прикрывая веки, снова отворачиваюсь к окну.

Ну за что мне это все? И почему именно сейчас, когда жизнь и так кажется паршивой?

Домой возвращаюсь в обед и получаю неожиданный сюрприз в виде папы. Сегодня он должен находиться в институте до позднего вечера. Насколько мне известно, у него вечерняя группа медиков‑практикантов.

– Как хорошо, что ты пришла пораньше. Пошли обедать, разговор есть, – произносит отец довольным голосом, а мне уже становится в сто раз хуже.

– Что‑то случилось? – захожу издалека, мысленно ища пути отступления.

– У меня для тебя есть отличная новость, – отец скрывается на кухне, оставляя меня одну в коридоре в полном замешательстве.

Какие у него могут быть новости? Он весь день проводит на работе и, кроме своих лекций и методичек, ничего не слышит и не видит. Неужели мама что‑то хорошее натворила? Хотя вряд ли. Кроме домашнего хозяйства, которое ей дается легко, она ничем не занимается. Да и вряд ли бы отец заметил изменения сам.

– Викуль, садись скорее за стол, – щебечет счастливо мама, когда я, переодевшись в синий спортивный костюм, нехотя захожу на кухню.

Ох, чует моя за… простите, одно место, что ничем хорошим дело не закончится.

– Да, конечно, – присаживаюсь, но не тороплюсь прикасаться к еде. Отчего мне кажется, что там яд? Не в еде, так в словах, что скажут родители, совершенно не думая о моих чувствах.

Они, как всегда, уверены, что поступают правильно. Ведь родители не могут желать ребенку плохого. Ага, конечно, не могут.

– В общем, я поговорил с ректором университета. Рассказал ему о тебе, о том, какая ты у нас хорошая, и тебя уже зачислили в университет, – поглощая любимые тефтели в сметанном соусе, сообщает ответ.

– В смысле, зачислили?

Либо я идиотка, либо не до конца понимаю его слова. Как можно зачислить в университет человека, который даже в нем не появлялся? Я молчу уже про кучу документов и вступительные экзамены.

– Я тебе выбил бюджетное место. С сентября ты студентка медицинского университета. Заметь, – важно поднимает указательный палец вверх, привлекая мое  внимание. – Это один из лучших университетов страны.

Шок!

Как есть шок!

Мои родители официально свихнулись.

– Но я не хочу быть медком, – шепчу еле слышно, глотая соленые слезы, что катятся по щекам. И почему мне кажется, что их чувствую только я.

– Это не обсуждается, милая, – вмешивается в столь неприятный разговор мама, которая и так всегда на стороне отца.

– Да что не обсуждается? Это моя жизнь! Мне решать, кем и где работать! Захочу, вообще пойду дворы подметать. Потому что это будет мой выбор! А ваша медицина? Я не переношу ее, меня тошнит от одного вида крови. И вы оба это знаете и все равно пихаете меня туда, – крича, встаю из‑за стола и в который раз сбегаю из дома, прихватив рюкзак.

Выбежав на улицу среди белого дня, поднимаю лицо к небу и позволяю первым солнечным весенним лучикам ослепить глаза. Настало мое любимое время года, когда природа просыпается, все расцветает яркими красками, радует обновлением. Где‑то местами остались кучки снега, который уже не искрится в лучах солнца, а темнеет и уменьшается в размерах. А вечером еще достаточно холодно, но в воздухе уже чувствуется приближение долгожданного тепла.

Только сейчас это все не радует. Сквозь пелену слез окружающий мир кажется блеклым, таким же тусклым, как моя жизнь.

Многие любят лето, ту самую пору, когда не знаешь, куда спрятаться от солнца. А кто‑то фанатеет от зимы, когда можно покататься на досках и подышать морозным воздухом. Я же люблю середину весны. Когда все цветет яркими красками и радует глаз. Когда можно надеть легкую ветровку и, взяв наушники и плеер, пойти гулять по зеленому парку.

В такие моменты жизнь кажется мне прекрасной. Я сама выбираю, что мне делать и как поступить. А сейчас? Сейчас я до сих пор не могу убедить родителей в том, что их выбор, навязанный силой, мне не осилить. Я просто сломаюсь, позорно сдамся на первых курсах института и вылечу оттуда, как пробка из шампанского.

Сегодня я в очередной раз поругалась с ними из‑за заезженной темы, что поднимается через день за ужином. Не просто поругалась, а в хлам. Домой возвращаться совершенно нет желания, а идти мне некуда.

На улице начинает темнеть, пробирает морозный ветер. Обхватываю себя руками и, остановившись на месте, медленно поднимаю голову, глупо надеясь, что не забрела в неизвестный район. Гаражный кооператив, которого нет около нашего дома, явно говорит о том, что я ворона. Заблудилась и сама не заметила как.

Прислушавшись к тишине, пытаюсь услышать чьи‑то голоса, чтобы попросить о помощи. Я понимаю, что оказалась в глупой ситуации, но деваться некуда. Сама я точно отсюда не выберусь.

Услышав, кажется, с другой стороны, музыку, бегу на звук, пока не поздно. «Ай‑яй‑яй, девчонка. Ты куда бежишь? Не знаю…» известной группы «Руки вверх» попадает прямо в цель. Резко остановившись, едва не споткнувшись о кирпич, торможу около железной двери, открытой нараспашку. Мне стоит зайти и попросить о помощи, но я боюсь. Что‑то заставляет стоять на месте и не позволяет сделать шаг вперед. Будто‑то предостерегает об опасности. С одной стороны, что со мной случится, если я все же перешагну порог гаража? Вряд ли меня прибьют, а после закопают в лесополосе.

Вдохнув, поднимаю ногу и переступаю высокий порог. Оказавшись в гараже, освещенном одной лампой, что располагается прямо над открытым капотом старенького «Фольксвагена», останавливаюсь. Осматриваюсь, запоминая каждую мелочь, словно мне это когда‑то пригодится.

– П‑простите, – произношу громко, решая дать о себе знать.

Тихий мат, звук отброшенного ключа дает понять, что я совсем не вовремя.

Женя, неожиданно высунувший голову из‑за капота, приводит меня в настоящий шок. Какого хрена происходит в моей никчемной жизни, что я, находясь на грани истерики, встречаю его?

Такого домашнего, настоящего. С удивленным взглядом синих глаз и едва заметной улыбкой на губах. Его правая щека измазана мазутом, и мне хочется подойти поближе и стереть. Но я стою и тупо хлопаю ресницами от свалившегося на голову шока.

– Зачем пришла? – интересуется парень, выходя из‑за машины и представая передо мной во всей красе.

Я в одно мгновение забываю, как дышать. Только и могу, что открывать рот, как рыба.

 

 

 

Глава 7