Заберу тебя себе
А в нос странным образом ударяет волна его парфюма, даже покрутилась вокруг себя. Это же невозможно, чтобы Кир оказался в репетиционном зале. Он и на балете‑то ни разу не был. Гонщик этот.
Разминка занимает час, потом следует репетиция. Я взглядом стараюсь ухватить Лео. Вот он зашел в зал, что‑то говорит девчонкам из кордебалета, улыбается им, что хочется оказаться на их месте.
– Зоя, – Лео говорит немного с акцентом, который понравился мне с первого произнесенного им слова.
Лео проходит так близко, стоит чуть подать руку в сторону и коснусь его. Уф, мурашки крупными ручьями устремились по коже, дёргаюсь.
– Давай попробуем сегодня вместе порепетировать? – обращается ко мне.
Я забыла, как говорить. Уставилась на него, как на божество, сошедшее на грешную землю.
– К‑конечно, – улыбка дурацкая. У Ирки лучше получается. Каждый ее вдох легким флиртом пропитан.
Отходим в центр и начинаем двигаться. Тело внезапно становится деревянным и неподвижным. Не слушается.
Внутри происходит что‑то невообразимое. Как с цепи все сорвалось в диком скаче, не успокоить и не усмирить.
– Зоя, расслабься.
На нас смотрит половина труппы, в том числе и Ирка. Оглядываю всю эту толпу. Кто‑то репетирует свои партии, кто‑то продолжает разминку, а кто‑то каждую мою клеточку обсуждает.
– Лео, – говорю с придыханием. Трясет сильно, будто голой на мороз вышла. – Не получается, – и зуб на зуб не попадает.
Со стороны всегда кажется, что это просто – находиться рядом с тем, кого любишь. Но это ни фига непросто. Твое тело перестает слушаться, предает тебя. Кровь бурлит, а мозги в кашу. И Боже, как это состояние бесит.
Вот он мой шанс, показать, как Лео мне нравится, обратить на себя внимание. А я как дурочка млею. Танец – тотальный провал. Одно разочарование.
Тьфу.
– Зоя, ты так хорошо на репетиции свою партию танцевала. А сейчас, что с тобой случилось?
О, этот акцент. Хочется слушать его речь и слушать. Кажется, что по коже проворные букашки крадутся и перекатываются.
– Вот смотри, я кладу свою руку тебе под грудь, ты опираешься на нее. Не боишься. И прогибаешься.
Он касается моих ребер – они трескаются – ведет вниз, другой рукой слегка надавливает на грудной отдел позвоночника. Я прогибаюсь. Господи, я готова выучить все твои молитвы, только бы он не убирал свои руки. Такие теплые, даже горячие.
– Вот, правильно. Молодец!
Он хвалит. Лео меня хвалит! Хоть в обморок падай счастья.
Из дальнего угла Ирка высекает меня взглядом. Печет невообразимо все участки тела. И те, что скрыты, и голые. Хлещет прутиком. Но, я, получается, склонна к мазохизму, мне ведь нравится ловить ее выпады.
Поворачиваюсь в ее сторону и подмигиваю.
Так тебе, получай. Душа хочет кричать, чтобы Ирка подавилась своей ревностью. Пусть поймет, что я чувствовала вчера, когда смотрела на отправленные ею фотографии. Увеличивала, вглядывалась и по кусочкам себя разбирала.
– Умничка, – Лео целует меня в щеку после отрепетированной партии. Он касается моей щеки, и бедная девочка Зоя расплавилась как пластик в открытом огне.
– Тебе понравилось? Правда?
Кивает.
– Будешь танцевать во втором составе. Мне нравится твоя гибкость, твои развороты. Замечательный арабеск. Засмотрелся, Зоя! Только надо убирать твою зажатость, – снова проводит по телу рукой.
«Да что же он со мной творит!».
После выступления выходим с Соней вместе. Уставшие, но довольные. Вечер поздний. Обычно мы прогуливаемся до площади, спускаемся в метро, и каждый едет в свою сторону.
– Зоя, смотри, – Соня толкает локтем и попадает между ребер. Ощутимо. Я успела поморщиться.
– Это ты все? – зло смиряю ее взглядом.
– Ну а что? Кир просто попросил ему немного помочь…
– А если попросит помочь тебя еще что‑то для него сделать? Добрая душа, блин.
Кирилл стоит около своей машины. Красивая такая. С хищными фарами и аэрографией. Не пойму только, что нарисовано. Какая‑то абстракция странная.
Он одет в рваные джинсы и белую майку, от которой даже глаза зарезало. Такое различие со вчерашним образом, где он был в черном костюме и белой рубашке.
– Идем? – обращаюсь к Соне.
Я обвела образ Кира взглядом и направилась в противоположную сторону. Я не просила его приезжать и встречать меня. И вообще, задержалась сегодня после спектакля в надежде дождаться Лео. В голове выстроила план, где он предлагает подвезти меня до дома.
Не срослось. Ирка перехватила. Сучка.
– Он к тебе, Зоя, – Соня стоит на месте. Ее ноги как столбы, вбиты в твердую землю.
Снова кидаюсь на его образ. Выглядит… симпатично, даже привлекательно. И аромат его доносится против всех законов физики.
– И что с того? Мне в другую сторону.
«К Лео», – чуть не кричу.
– Ты знаешь, вчера вечером, он замучил Милу, выясняя, что ты любишь, какие цветы твои любимые, фильмы, музыка. Все‑все о тебе хотел узнать.
Торможу на месте. Блин, это трогает. Приятно как‑то…
– И вы все обо мне растрепали, да? Подружки?
Наблюдаю за Киром. Открыл заднюю дверцу своего хищника и вытаскивает оттуда необъятный букет моих любимых пионов. Боже, мне пищать охота. Даже на расстоянии цветы выглядят шикарными, и… до безумия дорогими.
– Я пойду, – слышу шепот Соньки. И затем тихие‑тихие шаги. Бросила меня, оставила одну.
Между мной и Киром пару метров. Взгляд перемещается то на него, то на букет. Странный он, друг Навицкого.
– Привет, – уверенно здоровается. Конечно же, без акцента. Упущение.
– Привет, – отворачиваюсь.
– Вот, тебе, – протягивает букет.
Меня окутывает цветочным облаком. Даже глаза хочется закатить от удовольствия. Ммм, пионы, моя слабость.
– Спасибо. Но я не очень люблю пионы, – и зорко впиваюсь в его глаза. Что ты на это мне ответишь, Кир?
Он обезоружен. Мается и взгляды в сторону Соньки бросает, а ее‑то уже и нет. Ну что, посыпался?
– Ну и ладно. Все равно букет со скидкой купил.
– Что? Ловлю глотки воздуха ртом от наступающей злости.