Запрети мне…

Невеста сына продолжает смотреть на меня с мольбой, и я кивком головы отвечаю на её вопрос. Съедаю ещё два гренка, допиваю кофе и просто наблюдаю за тем, как ест она.  Потом отставляю чашку и, скрестив руки на груди, откидываюсь на спинку стула. Сразу привлекаю этим внимание девушки, и она бросает неловкий взгляд на меня. Кажется, от её внимания не ускользает даже моя поза. Она быстро дожёвывает, делает глоток кофе и, расправив плечи, старается показаться бесстрашной. Но нервно кусает губы и время от времени с надеждой поглядывает через моё плечо.

Я знаю, на что она надеется. Ждёт, что в столовой появится мой сын, и тогда врать будет намного легче. Но нет, он не проснётся до обеда. Странно, что, будучи его невестой, она этого не знает.

– Ты можешь мне не выкать и называть меня Сашей, – начинаю миролюбиво. – Но я всё ещё не получил ответов на свои вопросы. Твоё имя? Фамилия?

– Сашей? – переспрашивает девчонка. – Но... это как‑то странно.

– Странно? Хорошо, тогда Александр Константинович. Так не странно? – бросаю довольно резко, потому что меня вдруг задевает её реакция.

Она задумывается. Чёрт, реально задумывается над тем, как именно будет меня называть! Что это за святая простота?

– Мне нравится... Саша, – выдыхает девчонка. – Меня зовут Мира. Мира Яровая.

Я вновь подвисаю, захлебнувшись вдруг в синеве её глаз. Красивое имя для весьма красивой девочки. Странно, но для её возраста она кажется очень целостной, без намёка на подростковые задвиги. Скорее, ей присуща какая‑то космичность. Словно она немного не из мира сего.

– И если я копну поглубже, то не найду о тебе, Мира Яровая, никакого противозаконного компромата, верно? – внимательно вглядываюсь в её лицо.

Очевидно, что она и мухи не обидит. А вчерашний «гость», с которым пришлось экстренно разобраться, никак с ней не связан.

– Нет, не найдёте. Я законопослушная.

Извлекаю из кармана телефон и кладу его в центр стола.

– Позвони домой, – настоятельно прошу, поднимаясь. – Успокой опекуншу, скажи, что ты теперь живёшь в доме Одинцова. Не поверит – я сам с ней поговорю.

Вчера они с Матвеем заварили кашу. Выставь я девчонку прямо сейчас – мой сын добьётся того, чего желает. А именно – докажет всем вокруг, что его отец жестокий тиран, которому плевать на всех вокруг, в том числе и на беременную невестку. К тому же, ещё и сиротку. Пусть сначала признается, что лжёт. После я её отпущу...

 

Глава 9. Вспомнить...

 

Мира

Саша даже не скрывает, что слушает мой разговор с опекуншей.

Конечно, он мне не доверяет, только вот я не понимаю, чем могу быть так опасна. Да, я видела кровь на полу в гараже, только вот кто мне поверит? К тому же, если честно, я и не стала бы болтать об увиденном. Одинцов не тот человек, которому стоит переходить дорогу. И не потому, что он, возможно, вчера причинил кому‑то увечья. А потому, что для меня он навсегда останется самым добрым и заботливым мужчиной в этом мире...

В какой‑то момент Саша забирает у меня телефон, сухо представляется и выходит из столовой, не желая, чтобы я слышала, о чём он будет говорить с опекуном. Вновь решает всё самостоятельно, а я с превеликой радостью позволяю ему это сделать. Прикрыв глаза, откидываюсь на спинку стула. И позволяю себе... вспомнить...

 

Занесённый снегом парк. Я утопаю в снегу по колени, но продолжаю идти. Убегаю. С упорством двигаюсь вперёд, но уже не понимаю, как сюда попала и как выбраться. Мне уже плевать. 

Опустившись на ледяную лавочку, шмыгаю носом. Прячу руки в карманы, а нос в ворот старой тяжёлой дублёнки. Очень холодно... Но лучше я здесь замёрзну, чем буду жить в этой новой семье. Это не моя семья.

Ложусь на лавочку, ощущая, как всё тело сковывает холодом. Крупная дрожь, сотрясающая меня, приносит боль. Смотрю на то, как от мороза искрится снег в лучах заходящего солнца. И когда последний луч скрывается за шапкой деревьев, мои веки опускаются. 

Мне восемь... почти. Мои родители попали в аварию. У нас не нашлось родственников, которые вызвали бы доверие у службы опеки, поэтому мне быстро нашли новую семью. 

Но я не хочу новую! Я хочу, чтобы всё было, как раньше. 

Слёзы стекают из‑под век и ледяной коркой застывают на щеках. Я убежала, потому что мне страшно. Страшно жить с незнакомцами. Они мне не нравятся.

Кажется, мне удаётся заснуть. Не знаю, сколько я здесь лежу. Уже практически не чувствую своего тела. Ничего не ощущаю... 

Но меня всё‑таки приводят в чувство. Настойчиво пытаются разбудить. А когда я пытаюсь открыть глаза и пошевелить одеревеневшими конечностями, подхватывают на руки. Мне кажется, я парю в невесомости. Прижимаюсь щекой к чему‑то тёплому. Невольно улыбаюсь от того, как хорошо, и вновь проваливаюсь в сон. 

Время от времени мой разум пытается включиться. Стараюсь открыть глаза, но у меня не получается. Лишь чувствую, как меня кладут на что‑то мягкое и заворачивают в мягкий кокон. Хлопает дверь машины... Движение... Вновь невесомость. 

Голоса. Они говорят обо мне. Один голос я узнаю, это социальный работник. 

– Александр Константинович, Иру нужно вернуть в приёмную семью. Они же тоже волнуются.

Второй голос – приятный мужской – мне незнаком, но именно он взывал к моему сознанию, пока я лежала на лавочке. Тогда он звучал ласково, а сейчас с некоторым раздражением. 

– От нормальных дети не сбегают, – говорит мужчина. – Ира побудет здесь. Пусть придёт в себя. А они могут прийти за ней завтра. Заодно узнаем, почему она сбежала. 

Голоса затихают, слышится хлопок закрывающейся двери, и я с большим трудом распахиваю глаза. Темно. Я лежу на большой кровати в большой комнате. Теперь я знаю, что это его комната. В ней пахнет так же приятно, как пахнет от него. 

Мужчина возвращается внезапно. От испуга я вновь захлопываю глаза. Лежу смирно. Не знаю, где я и кто рядом. Но на каком‑то подсознательном уровне чувствую, что мне не нужно бояться. 

– Она ушла, ты можешь открыть глаза, – негромко звучит мужской голос, в котором слышится улыбка. – Как ты себя чувствуешь? – а теперь забота. 

Поднимаю тяжёлые веки и сразу вижу его лицо. Серо‑зелёные глаза в свете ночника на прикроватной тумбочке лучатся заботой и участием. 

– Ты согрелась? – спрашивает мужчина.