Запрети мне…

Парень знает, что я сирота, и, возможно, откроется мне чуточку больше, раз уж он тоже в некотором роде сирота.

– Десять лет назад, – отвечает Матвей ровным голосом.

Больше ничего не говорит, и в салоне повисает давящая тишина.

Мне его жаль. И его отца тоже жаль, потому что между ними возникло такое непонимание. Возможно, в моих силах что‑то изменить...

– Ты считаешь, что он не отправит тебя в Штаты, если ты приведёшь домой беременную невесту? – пальцами рисую в воздухе кавычки.

– Не сможет он затушить эту тему, – усмехается Матвей. – Ведь о твоей беременности мы сообщим во всеуслышание! Известный всем Одинцов славится своей честью и достоинством. Общество ждёт от него правильных поступков. А что может быть правильнее, чем помощь отпрыску во имя собственного внука?

– Пусть так, но рано или поздно легенда рассеется, потому что как минимум мой живот не будет расти. И тебе придётся в конце концов признаться во лжи. Тогда он всё равно отправит тебя в Штаты.

О том, что будет со мной, я не говорю. Наверняка Одинцов сделает так, что мне придётся с позором бежать из города.

– Да, ты права, – негромко отзывается Матвей. – Рано или поздно отец узнает правду... Или не узнает, потому что ты могла бы на самом деле от меня забеременеть. По‑моему, это выход! Выход для нас обоих!

 

Глава 5. Свидание третье, часть вторая

 

Матвей не выглядит злым и раздосадованным. Наоборот, к нему, кажется, вернулась прежняя лёгкость. Но говоря вроде бы в шутку, он одаривает меня таким взглядом, что ставит под сомнение кажущуюся беззаботность.

Мне становится нечем дышать. Наверное, именно сейчас я понимаю, на что действительно подписалась и с каким опасным парнем имею дело. О потенциальной  опасности его отца и говорить не приходится...

– Подумай об этом, Мира, – поигрывает бровями парень. – Ты получишь жизнь в достатке. У тебя будет всё, чего ты была лишена: дом, машина, деньги... А я получу возможность принимать самостоятельные решения. Все будут счастливы.

– Это сложно назвать счастьем, – отзываюсь бесцветно. – Брак и рождение детей... Всё это я планирую лишь по любви.

– Чушь! – отбривает Матвей. – Любовь – это просто слово из шести букв, не больше. Эти шесть букв не обеспечат твоё будущее.

– Но ты же не любишь меня! – мой голос срывается на писк.

– И ты тоже можешь не любить меня, – он пожимает плечами. – Возможно, я даже позволю тебе небольшие интрижки на стороне, чтобы ты чувствовала себя желанной.

Мне становится тошно. Как в этом двадцатилетнем парне помещается столько цинизма?

– Я не пойду на это, – отрезаю, делая свой голос строгим. – Согласна на игру, готова притвориться твоей невестой, но на этом всё. Ты получишь отсрочку, а дальше сам думай, как получить амнистию!

– Как хочешь, – сухо бросает парень. – Значит, навсегда останешься нищенкой.

Отвернувшись к окну, смаргиваю навернувшиеся на глаза слёзы. Рука Матвея тут же ложится на мою коленку.

– Маленькая... Обидчивая... Ранимая. Тебе будет сложно жить в этом большом мире, Мира.

Скидываю его руку, и он тут же сжимает её в кулак, неистово стискивая до хруста в пальцах.

– Постарайся не проявлять чрезмерную строптивость в компании моих друзей, – говорит Матвей со сталью в голосе. – Будь послушной, поняла?

Я киваю, не глядя на него. Мне всё ещё жаль парня, потому что... Потому что он одинок. Вижу, что одинок. Наверное, даже себя в нём вижу.

Через двадцать минут мы прибываем на место. Большое мрачное здание в каком‑то глухом районе очень слабо напоминает клуб для золотой молодёжи, и я не решаюсь выйти из машины. Матвей открывает для меня дверь и подаёт руку.

– Пойдём, крошка. Тебе понравится.

Он вновь выглядит расслабленно и беззаботно. Лучезарно улыбается, демонстрируя притягательные ямочки на щеках.

– Что это за место? – всё‑таки вкладываю ладонь в его руку и выбираюсь из машины.

– Это здание стоит на балансе города, но так как здесь обитаем мы, с ним ничего не могут сделать, – хмыкает Матвей. – Его начинали реконструировать, но мы за одну ночь превратили все труды в прах.

– Зачем?

– Затем, что мы так развлекаемся. Можешь называть это бунтом богатых и испорченных.

Именно так мне и хочется это назвать.

– Чего вы добиваетесь?

– Хотим доказать таким людям, как мой отец, что всегда найдутся несогласные, – он пожимает плечами. – Из здания хотят сделать очередной банк или какой‑то притон, подпольное казино... Не знаю точно. Но знаю, что этот район нуждается в школе.

– О‑о! Так вы борцы за правое дело? – я не могу скрыть восхищения.

– Нет, – Матвей качает головой. – Нам просто нравится действовать вопреки.

Ничего не понимаю... Он словно стесняется своих благих намерений. Или действительно ими не руководствуется?

Как только подходим ближе к зданию, слышу музыку. Тяжёлые аккорды буквально бьют по моим расшатанным нервам, и я замираю на месте.

– Что мне говорить твоим друзьям? – маскирую страх под сомнение.

– То же, что будешь говорить моему отцу. Пусть это будет генеральной репетицией, – Матвей бесцеремонно подталкивает меня к двери. – И самое главное – держись всё время рядом. Не забывай, где находишься.

Не лучшее напутствие. Страх усиливается, и я с трудом перебираю онемевшими ногами, проходя внутрь.

Внутри здание оказывается таким же ветхим, как и снаружи. Почти все окна разбиты, стены расписаны пёстрой аэрографией и нецензурными словечками. В некоторых местах отсутствует пол, и зияют чёрные дыры. От царящей вокруг атмосферы растекается холодок по коже. Особенно от надрывной тяжёлой музыки. Она с каждым нашим шагом становится всё громче и душераздирающее.

Матвей уверенно заводит меня в огромный зал, который кажется немного чище и светлее. Но у меня нет времени, чтобы разглядывать углы на наличие паутины и плесени, потому что взгляд тут же цепляется за присутствующих. Тут очень много народа. В основном молодые люди, но и девушки здесь тоже есть. Музыка оказывается живой. Какой‑то парень в кожаной куртке в самом центре зала играет на электрогитаре. У меня тут же закладывает уши.

Матвей ведёт меня вглубь толпы. Некоторые танцуют, некоторые разбрелись группами и общаются. А ещё я вижу парочки, которые зажимаются по углам. Некоторые из них абсолютно голые.

– Не глазей, – советует мне Матвей, утаскивая дальше.