Женатик

– Иди.

– До свидания, Давид Дмитриевич.

– До завтра, Майя.

Как только она вышла из кабинета, я кое‑что понял.

Когда Майя подписала контракт, я расписался в собственном смертном приговоре.

 

Глава 3

 

МАЙЯ

 

Перед тем, как впустить меня в частные владения Суворова поистине королевских размеров, секьюрити провел доскональный осмотр моих личных вещей. Мне так хотелось съязвить, что я поторопилась и забыла арсенал автоматов с переносной химической лабораторией для создания биологического оружия дома, но вряд ли мою шутку оценили бы.

Мужчине в черном костюме потребовалось полчаса, чтобы вывернуть всю мою одежду, нижнее белье и гигиенические принадлежности. Он с абсолютно невозмутимым видом вскрыл даже коробочку с тампонами. И уже после того, как я трижды успела сгореть от смущения, одобрил допуск к дому.

Я наспех запихала вещи, успев оплакать испорченный порядок, и засеменила по мощеной дорожке от дома для персонала‑охраны к громадной резиденции с отделкой фасада из натурального камня.

На крыльце меня ждала Лариса Андреевна. Невысокая женщина с короткой стрижкой, в светлых брюках и голубой блузке свободного кроя широко улыбнулась, завидев меня издалека.

Моя фея‑спасительница пошла на встречу и любезно перехватила у меня ручку чемодана.

– Как добралась? – спросила она, обнимая и целуя меня в щеку.

– Без приключений, – я хихикнула.

Частенько приходилось влипать в дорожные авантюры, однако сегодня фортуна улыбнулась мне, и я не забрела куда‑нибудь в Красногорск.

– Дети в садике до обеда, так что у тебя будет время осмотреться немного.

Отлично.

Моя работа требовала постоянного проживания рядом с детьми, поскольку я могу понадобиться в любой момент.

Лариса Андреевна проводила меня до спальни на мансардном этаже и дала наказание, что, как только расположусь, должна буду спуститься на первый этаж.

Моя комната просторная, светлая и чистая. Большое круглое окно, двуспальная кровать с высоким изголовьем и на ножках, письменный стол, широкий гардеробный шкаф и огромный телевизор, расположенный на тумбе напротив спального места.

Я поставила чемодан и спортивную сумку у кровати. Заметила еще одну дверь помимо той, что вела в коридор. За второй находилась хоть и маленькая, но личная душевая комнатка.

О‑бал‑деть!

У меня никогда не было своего персонального уголка. Проживание у тети Миланы, старшей сестры моей блудной матери‑кукушки, я бы охарактеризовала так: «В тесноте, да не в обиде». Грех на что‑либо жаловаться, в моем‑то положении. Я и без того была бесконечно благодарна этой великой, героической женщине, которая приютила сиротку, впустила в свою жизнь и подарила такую любовь, о которой я не смела просить. А ее дочь, Софка, моя сестра и самый‑самый лучший в мире друг. Мы с ней ровесницы, но Софка с кровью из носа не перестает доказывать, что старше, потому что родилась на семь месяцев раньше.

Не отклоняясь от маршрута до кухни из‑за страха заплутать в веренице помещений, схватилась за живот от ударившего в ноздри аромата выпечки. Лариса Андреевна выудила из встроенного духового шкафа противень с румяными чесночными булочками. Я чуть в обморок не упала от разыгравшегося дикого голода. Со вчерашнего вечера и крошки в рот не брала.

– Перекусим?

На ее предложение охотно закивала и присела на высокий стул у кухонного островка. Лариса Андреевна попросила меня переложить булочки на тарелку, а сама занялась приготовлением чая, попутно рассказывая, что где находится.

– Основную часть продуктов мы храним в большом холодильнике в подвале. Мясо, рыбу, консервы, крупы, овощи… Позже спустимся с тобой туда, и все сама увидишь. Закупаемся в магазине в выходные сразу на неделю. Фрукты и овощи привозят свежие, ежедневно. Курьер обычно подъезжает к восьми часам утра.

Я стащила с тарелки одну пышную, теплую булочку и прилично надкусила.

Лариса Андреевна вернулась к кухонному островку с двумя чашками черного чая. Протянула одну мне.

– Тебе придется готовить, – женщина села на соседний стул. – С этим проблем не возникнет?

– Я люблю готовить.

В свободное от учебников время. Это, своего рода, способ медитации. Софка всегда поражалась, как замешивание дрожжевого теста в ручную может оказывать релаксирующее свойство на кого‑либо вообще, и называла меня инопланетянкой из‑за странных методов расслабления.

– Тогда ужины остаются на тебе. Первую твою неделю я здесь круглосуточно. А потом, как обживешься, привыкнешь к обстановке и познакомишься с детьми, буду уходить в шесть вечера, – инструктировала Лариса Андреевна. – С середины июля на месяц делами будешь управлять сама. У меня отпуск.

Она замолкла, обратив внимание на мой зверский аппетит. За пару минут я умяла целых четыре булки!

– Давид Дмитриевич тоже обожает их, – сказала с улыбкой.

Я рефлекторно стала жевать медленнее, вспомнив вчерашнее собеседование.

Не забуду эту свирепость, вспыхнувшую в красивых глазах мужчины, и то, как он схватил меня за руку. Спровоцировал адреналиновый шторм и натянул мои нервы до упругих струн. Не отпускал, словно не хотел. Словно боролся с желанием устранить все препятствия между нами…

– …Ты слушаешь, Майя?

Я встрепенулась и сфокусировала взор на Ларисе Андреевне.

Разумеется, я прослушала все, что она говорила после: «Давид Дмитриевич обожает…». Мозг отключился.

– Будь внимательнее, дорогая, – беззлобно пожурила. – Я за тебя головой отвечаю, поэтому прошу быть предельно осторожной. Во всем. В действиях, в высказываниях… Давид Дмитриевич непростой человек. Он жесткий, но не жестокий. Склонен баловать близнецов, однако я всегда его торможу. И тебе придется.

Мысль о конфронтации с Суворовым опалила мои щеки огнем.

– Простите. Я поняла. Я буду стараться!

– Знаю, милая, – женщина потрепала меня по тыльной стороне ладони и кивнула на булочки. – Кушай еще. Кушай. День предстоит тяжелый.