Жестокие игры в любовь

Едва шагнув в "предбанник", она услышала, что там кто‑то есть. Из раздевалки явственно доносилась какая‑то возня, а затем она и голоса услышала.

– Соня, ты чего так разошлась? Ну‑ну, тихо, Солнце, успокойся… Ты же поговорить о чём‑то важном звала, ну? Да, блин, Соня, всё, короче, завязывай. Сюда же могут войти, – узнала она Колесникова.

– Да кто сюда войдет, кроме наших девок? А они и так всё знают. Как зайдут, так и выйдут. Ну же… тебе же вот так нравится…

Мика остолбенела перед дверью. Что они там вытворяют?

– Соня, да перестань ты, говорю! Или я пошёл.

Возня прекратилась.

– Я тебе больше не нравлюсь? – спросила Рогозина с заметной обидой.

– Да нравишься, нравишься…

– А что тогда?

– Ничего.

– Оно и видно, что ничего. Ты очень изменился, Женя. Избегаешь меня, отталкиваешь, – упрекала Соня.

На это он смолчал.

– Приходи вечером. Придёшь? – тут же смягчилась она.

– Не знаю.

– Всё ясно. Знаешь, Женечка, я же себе и другого могу найти запросто.

Он издал смешок. Мика, поколебавшись, убрала часы в карман спортивной кофты и тихонько вышла в коридор. Не хотелось оказаться наедине с этой парочкой. Рядом с ними она и так всегда напрягалась, а сейчас и вовсе стало не по себе. Может, ей просто не нравилась Соня? Или Колесников…?

Нет, на Рогозину ей, по большому счёту, было плевать. А вот Колесников… он ей, конечно, не нравился! Его самодовольство подчас просто бесило! Что бы Колесников ни делал – играл с парнями в баскетбол, отвечал у доски или вот обжимался с Рогозиной – он всегда будто красовался. Поглядите, какой я молодец, полюбуйтесь мною. Типичный нарцисс.

Даже когда его вызывали, и он ни черта не знал – он не тушевался, не сочинял отговорок, не спорил с учителем, как другие. Он с этой своей насмешливой полуулыбочкой честно говорил: не готов. Почему? Забыл, гулял, неохота было – любой вариант на выбор. И очередную заслуженную двойку принимал с бесконечным пофигизмом.

Девочки взирали на него, как на идола, мечтательно вздыхая. А Мике казалось, что даже эта его честность – такое же выступление напоказ, игра на публику. И ведь это работало!

Ещё и не всякий учитель ставил ему двойки, больше грозились. Пожалуй, только физик был суров и принципиален, а женщины‑педагоги велись на его улыбочки и прощали ему все грехи. Даже классная, грубоватая и вечно раздражённая, заметно смягчалась, когда обращалась к нему.

А что уж говорить о девчонках? Колесникову даже не приходилось просить списать – они наперегонки сами ему предлагали, а он принимал их помощь с ленивым благодушием: ну ладно уж, так и быть, возьму, раз предлагаете.

Нет, не все девчонки, конечно, заглядывались на него, далеко не все, просто шуму от той горстки было столько, что казалось, со всех углов летят вздохи: Женя, Женечка!

Хотя и остальные относились к нему очень благосклонно. Лидером он не был – парни больше прислушивались к Лёше Ивлеву. Но Колесников никому своего мнения и не навязывал. Ему нравилось нравиться, а не верховодить. Так что он вполне тянул на роль всеобщего любимчика.

Из всего класса, наверное, только Вера Тихонова категорически не разделяла этих восторгов. Не вилась вокруг него, не пыталась завладеть его вниманием, да вообще к нему не подходила и даже здоровалась сквозь зубы.

Мика не сразу узнала её – миловидную хрупкую блондиночку. Только когда услышала, что её все в классе зовут Тишей – вспомнила. И ведь ещё тогда она заметила в ней натянутость, ну а сейчас неприязнь Веры к Колесникову на фоне всеобщей любви просто бросалась в глаза, как чернильная клякса на белом листе.

Позже одноклассницы – Альбина и Света – просветили, что в прошлом году Вера с Колесниковым встречалась. Сама Мика ничего у них не выспрашивала – так зашёл разговор.

– А тебе у нас как, нравится? – обратилась к Мике Света Скороходова, сидя рядом в столовой.

– Да, – не глядя, кивнула Мика, теребя котлету вилкой.

– А где лучше там, в двадцать четвёртой, или у нас? – поинтересовалась Альбина.

– Не знаю, – покривила душой Мика.

Ну, разумеется, там. Эту школу с прежней даже рядом нельзя поставить. Это как сравнивать вагон‑люкс и плацкарт. А какие там сильные предметники, какой высокий уровень знаний. И ещё там нет никого, кто бы настолько её нервировал одним своим присутствием, как Колесников. Но всего этого девчонкам не скажешь ведь.

– А из наших пацанов тебе кто‑нибудь нравится? – не отставали девчонки.

– Да вроде все нормальные. Лёша так вообще… – Мика улыбнулась, не зная, какое слово для него подобрать. Нашла его взглядом – он сидел за одним столом с парнями и, несмотря на оживлённую беседу, тотчас посмотрел на неё в ответ, словно почувствовал. Порозовев, улыбнулся ей.

Хорошо, что Колесников в столовую принципиально не ходил. Перебивался газировкой и шоколадками, которые покупал иногда в павильоне рядом со школой. Лёша по секрету рассказал ей, смеясь, что тому, оказывается, плохеет от насекомых, во всяком случае от тараканов, хоть сам он ни за что в этом не признается. Но узрев однажды в столовой таракана, Колесников теперь близко сюда не подходит, брезгует. Впрочем, Мика и сама теперь опасливо озиралась во время обеда.

– Да, Лёшка – классный пацан, – подтвердили девочки и с придыханием спросили: – А что у вас с ним?

– Ничего такого. Мы просто друзья.

– У‑у, – разочарованно протянула Альбина. – А мы думали, вы типа вместе…

– А Женя как тебе? – спросила Света.

– Не знаю. Никак.

– Ой да ладно! – засмеялись обе. – Он же у нас такой красавчик. Что, скажешь, нет?

– Наверное, – пожала плечами Мика.

– За ним девки видела как бегают? Но Рогозина, не Тиша, она к нему никого и близко не подпускает.

– Ага, цербер, – хихикнула Альбина.

– Тиша? Вера Тихонова? А при чём тут она? – не поняла Мика. – Как мне показалось, она, наоборот, его недолюбливает.

– Ага, недолюбливает, – хмыкнула Света. – Сонька же отбила Колесникова у Тихоновой. Не знала? Что, никто не поведал ещё? Так вот, они раньше типа встречались. В прошлом году.

– Ой, да какой там встречались? – скривилась Альбина. – Три раза по району прошвырнулись под ручку и всё.

– Ну я и говорю – типа. Он с ней так просто ходил, а Тиша сразу решила, что у них там всё серьёзно. Вот теперь и молча ненавидит обоих. А когда думает, что никто её не видит, смотрит на него как больная собака.

Света состроила молящую, мученическую гримасу. И девчонки захохотали.