311. Повесть
Так же внезапно, словно бы по щелчку, настроение сменилось обратно на миролюбивое.
– Ну так как – видал у себя тараканов? – переспросил он.
– Да, захаживают. Сегодня вот тоже. Буду, наверное, травить.
– Ты, главное, стенку румынскую не отодвигай.
– Это ещё почему?
– А ты разве не знаешь, что там?
– А что там? – тупо лупал глазами Илья. – Стена?
– Ну да, стена. А в стене знаешь что?
– ?
– Окно там.
– Окно?
– Окно. Обычное окно. Рама, стёкла, четыре створки, форточка. Окно.
Илья задумался. Стал вспоминать, что видел снаружи на той стене, к которой прислонился тёткин мебельный гарнитур. Долго вспоминал. Наверное, да – там о́кна. Если б сплошная глухая стена, он бы запомнил: слишком необычно такое для хрущёвок.
– По твоему стояку в каждой квартире то окно стенкой загорожено. Квартиры однокомнатные, маленькие, тесные. А зачем в маленькой комнате к здоровенному балконному окну ещё и обычное? Правильно, лишнее оно совсем – можно его мебелью загородить. И вот, стои́т так гарнитур годами, десятилетиями. И никто в то окно не глядит. А знаешь, что бывает тогда с окном? – Он подался вперёд, уставился на Илью, словно заговорщик‑диверсант. Дохнул тяжёлым водочным перегаром.
Илье в голову полезла всякая банальщина: покрываются пылью, рассыхаются… что ещё может произойти с окном, когда к нему годами не подобраться? Но он ничего не сказал – кивком пригласил дядь Володю объяснить, что к чему.
– Не зна‑а‑а‑аешь?! А вот я тебе щас расскажу!
Окошко за румынской стенкой
В девяностом году это было. Стояло лето. И вот такие же дни, как сейчас. Тёплые, но дождливые, раскисшие. Мальчик Алёша во втором доме жил… или в четвёртом – не помню уже… Нет, всё‑таки во втором… Странное дело: наш дом – восьмой, а второй к нему почти примыкает. Причём он не просто второй, а два‑бэ. Дома два‑а тут нету, чтоб ты понимал. И просто второго тоже нету. Чудно́, ей‑богу.
Вот в такой вот угловой квартире, как твоя, он и жил, наш Алёша. С родителями – втроём в однушке. Перешёл тогда Алёша в шестой… нет, в седьмой класс. Точно, в седьмой.
Что дети летом обычно делают? Правильно, кто на море, кто по лагерям, кто к бабушкам‑дедушкам в деревню. Кто никуда не уезжает, те днями по улицам да подворотням валандаются. А вот Алёша и не поехал никуда, и по округе не слонялся.
Алёша страх как любил читать книжки. И не было для него на всём свете большего удовольствия, чем когда мама и папа уходили на работу, дом затихал, а он на весь день оставался один. Садился в любимое глубокое кресло, накрывался по грудь старым шерстяным пледом (даже в летнюю жару) – воображал себя английском аристократом девятнадцатого века перед камином. Пил без остановки чай из маленькой чашечки, что тайком брал из парадного сервиза в буфете за стеклом. Старался всё делать так, как в редкие свободные дни делали (или, по его представлению, должны были) любимые книжные герои – бесстрашные путешественники, проницательные сыщики и просто сорви‑головы.
Алёша сидел и читал. Целыми днями. Лишь иногда делал короткие перерывы. Если смаковал каждый абзац, каждое предложение, выходило за день страниц сто. А если взахлёб – все двести, а то и триста.
Восемь томов Жюля Верна, восемь – Майн Рида, восемь – Вальтера Скотта, семь – Фенимора Купера, сборник рассказов Конан Дойля… Все книжки о приключениях, что стояли на полках в румынской стенке, Алёша уже прочёл от корки до корки, некоторые даже по два, по три раза.
В шестом доме у нас половину первого этажа занимает детская библиотека, две минуты добежать. Там Алёше попался как‑то роман французского писателя Луи Жаколио «Грабители морей». Книжка новая, только из типографии – писателя этого у нас при Советах долго запрещали. Когда мальчик дочитал роман, у него потом весь день отчаянно колотилось сердце. Он кружил по комнате, представляя себя в стане бесстрашных героев, что бьются с пиратским отребьем, не щадя ни вражьих, ни своих жизней.
На следующий день с утра пораньше Алёша побежал в библиотеку. Явился до открытия, пришлось ждать под дверью. Десять минут показались Алёше вечностью. «Уже прочитал?! – удивилась пожилая библиотекарша. Она вся была словно одна большая, толстая, сдобная улыбка. – Или не понравилось?» Алёша объяснил: мол, роман такой интересный, что проглотил залпом. И попросил ещё чего‑нибудь из Жаколио. Женщина сразу принесла ему из пахнущих старой бумагой лабиринтов другую книжку, что недавно напечатали и завезли в библиотеку, – «В трущобах Индии».
Читать он сел в тот же день. Роман был увлекательный, но не такой захватывающий, как «Грабители морей». Не так уж много Алёша осилил – всего‑то четверть.
Солнечная безветренная погода к полудню испортилась. Небо набрякло тучами. Сначала заморосило, потом обильно, крепко полило. По‑прежнему стояло безветрие, но тучи всё набегали и набегали незнамо откуда.
Так и на следующий день. Алёша проснулся под дробь ка́пель о жестяной отлив. Родители уже собрались на работу и завтракали. Мальчик подкрепился бутербродом с чаем, когда они ушли. Уселся в любимое кресло, укрылся пледом. Взял книжку. Какое‑то время не раскрывал: смотрел в окно, на старую берёзу – как дождь бьёт по листве.
В такие дни дома с утра до вечера царил полумрак – квартирка тесная, а одно окно загораживает мебельная стенка. Мама, если замечала, как сын читает в потёмках, включала свет: мол, не порти глаза. Мальчик сердился – почему‑то не любил горящие средь бела дня лампочки. Оставаясь дома один, никогда не включал раньше, чем наступал вечер.
Вот и теперь. Тёмное ненастье и тишина, сотканная из вкрадчивого шума дождя за окном, тёплого шуршания пледа да шёпота перелистываемых страниц. Больше ничего. Остальное вокруг словно умерло.
Алёша добрался до места в книге, где главный герой по имени Сердар – авантюрист и бесстрашный борец за права угнетаемых англичанами индусов – проваливается в яму‑ловушку. А там, внизу, поджидают ядовитые змеи – целый клубок гадов! И отважный Сердар вынужден день напролёт стоять без движения на дне ямы, пока твари заползают под одежду, елозят, греются на лихорадочно‑горячем теле. Положение незавидное: шевельнёшься – пиши пропало. Ни почесаться, ни вздохнуть полной грудью.
Даже в самых остросюжетных романах Алёше такой мерзости читать ещё не доводилось. Впервые мальчика от прочитанного пробрала дрожь. Его крупно затрясло. Он отложил книгу на подлокотник, забрался с ногами на кресло, натянул плед по самый нос. Долго так просидел.
И вот ему стало мерещиться, будто румынский гарнитур покачивается, поскрипывает, а вместе с ним скрипит, продавливается оргалитовый пол. Что мог подумать мальчонка, только что прочитавший про яму со змеями? Конечно – что за стенкой елозят ядовитые гады. Блестящие чешуйчатые тела скользят, вьются кольцами. Им там скоро станет скучно и тесно – захочется выползти да кого‑нибудь покусать. Ну или хотя бы погреться на Алёшином теле под одеждой.