311. Повесть
Он подхватился с кресла, сбросил на пол плед. Туда же упала и книга – ударилась корешком, раскрылась на том самом месте. Несколько страниц перевернулись с шелестом – словно змеи зашипели. Алёша сломя голову ворвался в ванную, хлопнул ладонью по выключателю, кое‑как натянул брюки. В прихожей накинул куртку, обулся, схватил зонт. Вылетел на площадку, скатился по лестнице на первый этаж. С разбега ударил ногой в подъездную дверь. Взвыла пружина, железная ручка стукнулась о кирпич: оставила вертикальную бороздку – она там и сейчас есть.
Крупные капли дождя ударили в лицо, шею, покатились за шиворот. Он раскрыл зонт – не с первого раза, кнопка заедала. И пошёл куда глаза глядят. Ноги промокли, но он всё брёл и брёл по лужам на безлюдных разбитых улицах, в переулках, дворах. Ничто не заставило бы его вернуться. В голове то и дело как живые возникали картины – ползающие по телу ядовитые змеи и дрожащая мебельная стенка. Не‑е‑е‑ет, он ни за что не пошёл бы домой, зная, что там может ждать.
Вечером он, усталый, мокрый как мышь, синий от холода, вернулся к подъезду. Дождался под козырьком маму с работы. Как только она показалась из‑за угла соседнего дома, Алёшины страхи вмиг рассеялись. Змеи и подрагивание шкафов теперь вспоминались как что‑то ненастоящее, выдуманное. А когда с работы вернулся папа и они поужинали семьёй, мальчик вовсе думать забыл о дневном происшествии.
Следующий день, как и предыдущий, выдался дождливым. Когда родители ушли на работу, Алёша как ни в чём не бывало устроился в любимом кресле. Смятый плед, раскрытая книга так и лежали на полу. Мальчик вспомнил произошедшее – и даже не вздрогнул. Надо ж быть таким глупым! Хорошо, что никто не видел. Стыдобище. Он бросил косой взгляд на гарнитур и усмехнулся.
Алёша взял книжку. Прервался он как раз на том месте, где к яме подходит слон и распугивает змей, а Сердар под шумок улепётывает.
Только мальчик прочёл первый абзац следующей главы, ему почудилось… покашливание. Тихое‑претихое. «Кхе‑кхе». Насторожился. Потом решил, что это старушка – соседка снизу. Ты ведь знаешь, звукоизоляция в хрущёвках никудышная.
Он стал читать дальше, но покашливание повторилось громче – будто бы здесь, в Алёшиной квартире.
«Кхе‑кхе‑кхе».
Голос показался очень знакомым.
«Бабушка?» – пролепетал Алёша вслух.
Бабуля умерла с год назад. Нежданно‑негаданно. Он её очень любил и скучал.
«Эх Алёша‑Алёша», – отчётливо произнёс знакомый с младенчества голос. Он напомнил о морщинистых руках, тёплой улыбке, сладком чае и поджаренной до золотистой корочки картошке.
Зовя бабушку, Алёша вскочил с кресла, бросил книгу, стал метаться по квартире. Заглянул в кухню, ванную, стенной шкаф в прихожей. Никого.
«Алёшенька, да тут я», – сказала бабушка громко. Вот теперь мальчик уловил, откуда шёл звук. Из‑за румынской стенки. «Бабуш, ты как туда попала?» – спросил он, глаза по пять копеек. Он и верил, и не верил. «Да вот как‑то так», – уклончиво ответила старушка.
«Выпусти, – говорит, – меня из‑за стенки. А то тесно мне тут, аж дух спёрло. У самой сил нету отодвинуть». Алёша, понятное дело, даже не раздумывал. Навалился на стенку, кряхтя. Ещё. Ещё. Ничего не получалось. Оно и понятно – шкафы‑то стяжкой сцеплены, сдвинуть их не так просто. Алёша старался‑старался – и всё никак. А бабушка звала, звала, поторапливала: мол, чего копаешься. Алёше стало до слёз обидно, что никак не выходило освободить бабушку.
А потом его осенило. Он побежал в ванную, достал из‑под ванны длиннющий папин лом. Приладив его как рычаг, он наконец добился своего: крайний шкаф натужно заскрипел, накренился и, падая, увлёк за собой все остальные. Грохот, звон. Побились стёкла, расколотился сервиз.
Алёша отскочил. Никогда ещё сердце у него не трепыхалось так отчаянно.
Никакой бабушки там не оказалось. И змей тоже. Было только окно. Серое от пыли, с намертво вколоченными в дерево шпингалетами. За окном густая мгла слоисто проплывала мимо. Ни деревьев, ни песочницы, ни турников, ни соседнего дома, ни дождя – ничего, что должен бы видеть Алёша. Только дрейфующая клочковатыми слоями серая мгла.
В стекло что‑то стукнулось раз, другой, третий – и вновь растворилось в тумане. Мальчик не успел разглядеть. «Я тут, за окошечком, – сказал бабушкин голос. – Ты форточку отопри – я уж как‑нибудь…»
Крошечная защёлка встряла намертво – никак не хотела поворачиваться. О шпингалетах и думать нечего – сидели в своих гнёздах как влитые. На сей раз помог молоток. Мальчик аккуратно стукнул пару раз по кончику ручки – и защёлка повернулась.
Алёша дёрнул. Затрещала, полетела хлопьями белая краска.
С внешней створкой форточки оказалось проще – легко открылась…
– А давай‑ка выпьем, – прервал свой рассказ дядь Володя. Хлопнул в ладоши, задорно потёр лапки.
Илья не возражал. Сам потянулся за бутылкой.
И тут же получил звонкий шлепок по кисти.
– Руку не меняют! – одёрнул Владимир Сергеич.
Набулькал в рюмки. Выпили. Закусили.
– Так чего дальше‑то было? – спросил порядком осоловевший гость.
– Что‑что, – чавкал огурцом хозяин. – Не видал Алёшу больше никто.
– Совсем?
– Никто не видал. Всё, нету мальчика. Был – и нету. Тю‑тю. Нетути. Меня тогда его мамка с папкой помочь попросили. Весь квартал меня знал и уважал. Если чего – сразу ко мне на поклон бежали. Ну, а я‑то что? Я человек добрый, отзывчивый. Была возможность – помогал, не было – не помогал. Это щас про меня будто бы забыли, даже не здороваются… твари неблагодарные, бля… Так вот, я тогда на место происшествия прибыл, жалом поводил. Мальчонка, конечно, дал жару. Стенку здоровенную на пол увалить – это ж надо! Окно то и вправду было какое‑то дымчатое. Не то стекло порченое, не то ещё что. Первый и последний раз в жизни я такое видал. Форточка, правда, была запертая. Но на полу и подоконнике поверх слоя пыли куски белой краски валялись – как раз те, что Алёшка ободрал, пока отпирал. Так что тут сомнений никаких. А вот кто её обратно замкнул – это большой‑пребольшой вопрос. Может, сам мальчик. А может, и другой кто…
– Стоп! – запротестовал Илья. – А не мог пацан уйти из дома через дверь? Испугался, что предки наругают, – и по тапкам. А там уж чёрт знает, что с ним могло приключиться на наших‑то улицах. Может, турки на органы похитили.
– Исключено, – покачал головой дядь Володя. – Дверь изнутри на предохранителе.
– А родители не могли подстроить?
– Хе‑хе! Садовая твоя голова. Да ты сам‑то покумекай – как?! Они домой вечером пришли – глядь, а дверь на предохранителе. Снаружи‑то предохранитель не запрёшь и не отопрёшь. Только изнутри. Звонили‑звонили, стучали‑стучали – а ребёнок не открывает и признаков жизни не подаёт. Естественно, соседей на помощь позвали – взломать. Да и на работах они весь день пробыли – свидетелей куча.
