311. Повесть
– Ну тогда да, ваша правда… – нехотя согласился Илья. – А остальные подробности вы откуда знаете? Про змей, про бабушку. Никто ведь этого не видел.
Сосед помедлил с ответом. Сидел жевал губами, теребил грязными пальцами вылезшую из кальсон нитку.
– Ну, как тебе сказать… Просто знаю. У меня глаз‑то намётанный. Стаж в ментовке – будь здоров, с самых низов. Я как место происшествия вижу – сразу картинка в голове складывается. Штришок к штришку. То сюда, это туда. Не зря я на хорошем счету был, пока не это самое…
– Так а что там было‑то, за тем окном? Что‑то же было, раз утащило пацана.
– Да х‑х‑х‑х‑хер его знает, – махнул рукой дядь Володя. – Давай‑ка ещё по маленькой хряпнем.
Выпили, закусили.
– Мало ли чего там может быть… Это ж я не просто так, не для красного словца тебе рассказал. Во‑первых – чтоб ты за румынскую стенку зазря не сувался. А во‑вторых… – замялся он.
– Что во‑вторых?
– У нас тут на квартале много такого бывало на моей памяти, чему объяснение ищи‑свищи, хоть обыщись‑обдрищись – а не найдёшь. Вот приключилось ещё такое – и тоже совсем рядом, возле школы.
Зелёный фургон
До школы нашей отсюда два шага. Вот садик напротив, а за ним школа. Между ними – дорога, проезжая часть. Ну как проезжая… ездят там редко. Больно узкая, разъехаться трудновато. Дети постоянно бегают – потому водители гнать побаиваются.
Зимой дорогу не чистят. Колёса снежок накатывают, накатывают – сверху ледок образуется. Подошвы хорошо скользят.
Вторая смена в школе после обеда начинается, в час с копейками. Ясное дело, многие дети раньше приходят. Но их не впускают, пока не прозвенит звонок с последнего урока первой смены. Чтоб не безобразничали без присмотра в коридорах. Вот они и отираются у запертых дверей – целая толпа. Скучно. Кто болтает, кто на щелбаны спорит, кто девок за косички тягает, кто дерётся.
Самые хулиганистые, бывает, цепляются сзади за бампер проезжающей мимо машины и едут, как на лыжах. Водитель – особенно грузовика – замечает не сразу, а только метров через пять‑десять, а то и все пятнадцать. Как только тормозит, хулиганы тут же отцепляются, бросаются врассыпную и растворяются в толпе у крыльца. Что остаётся водителю? Только уехать восвояси порезвее да сказать спасибо, что бампер не оторвали.
Но не всегда и не всем хулиганам удаётся вовремя дать дёру.
Как щас помню, семьдесят девятый год на дворе. Почти двадцать лет назад… во времечко летит! Зима, февраль. Мороз лютый, скрипучий. Та дорога у школы заледенела – сплошной каток. Кучка архаровцев в шапках набекрень удумала цепляться за задние бампера. То двое прицепятся, а то трое, четверо. Ни одной машины не пропускали.
Прибился случайно к той компании Петя Власов. Обычный, непритязательный семиклассник‑пионер. Крепкий ударник. Звёзд с неба не хватал, на фоне коллектива не выделялся, в сомнительных проделках ни разу замечен не был. И тут чёрт дёрнул его, дурака, за компанию с теми засранцами за бампер уцепиться.
Проезжал мимо зелёный фургон… о, фильм такой есть – «Зелёный фургон», недавно по телевизору повторяли!.. Ну, «буханка» обычная. Не то чтоб зелёная. Болотного цвета – ну, ты знаешь. Знаешь ведь?! Во‑о‑о‑о‑от. Петька портфель в сугроб швырнул да и потрюхал следом за двумя дуболомами, радости полные штаны.
Уцепились, значит. Петька посерёдке. На корточки присели. Едут гогочут. «Буханка» резко тормозит. Шины об лёд визжат. Два дуболома, что с боков, отлетели, как бильярдные шары, да стрекача задали. А Петька об бампер мордой – стук! Тело по инерции под самое днище фургона – хуяк.
Дверца водительская открылась. Наружу вальяжным шариком выкатился толстячок‑коротышка в рабочей одежде. Широко улыбался – по‑доброму, снисходительно. Но – с ехидцей.
Обошёл мужичок машину. Встал, ручонки короткие в бока упёр. Стал смотреть, как Петька из‑под днища выкарабкивается, словно вялый таракан, которого тапкой оглушили. Нос сломанный набок своротило. Кровь не лилась, но сразу видно: худо дело. При переломе носового хряща как раз редко когда кровь идёт… Досталось пацану, в общем, за его дурость.
Школьнички у крыльца попритихли, резвиться перестали. Смотрели, чего дальше будет.
Толстячок наклонился, помог малому из‑под днища выкарабкаться.
А дальше…
Дальше как‑то чертовски быстро всё произошло. Он ему одной ручонкой подниматься помогал, а другой в то же самое время открывал заднюю дверцу фургона. Как только малец худо‑бедно на ноги встал, фургонный его за шиворот хвать да и швырнул, как котёнка, внутрь. И дверку захлопнул. Не спеша вернулся вразвалочку на водительское место. Мотор рыкнул. Машина тронулась, чуть пробуксовала на ледяной корке да и уехала.
Никто ничего не успел сделать. Да никто и не пытался…
Дядь Володя прервал рассказ, увидев бегущего по стене таракана. Схватил горелку. ВУХ‑Х‑Х‑Х‑Х. На обоях осталась неопрятная коричневая отметина. Обугленный трупик брякнулся о пол, лёг кверху брюшком. Передняя лапка ещё какое‑то время дрыгалась, словно в знак приветствия. Хозяин и гость наблюдали. Когда насекомое испустило дух, вернулись к разговору.
– Закурим? – предложил дядь Володя. На столе откуда ни возьмись нарисовалась грязная хрустальная пепельница.
Владимир Сергеич достал было из нагрудного кармана рубашки, засаленного больше, чем сама рубашка, початую красную пачку «Примы ностальгии». Илья жестом остановил его, извлёк из кармана джинсов синий «Соверен», раскрыл и протянул собеседнику – угощайся, мол. Хозяин одобрительно крякнул, вытянул из пачки сигарету.
Закурили. Помолчали. Кухню заполнили вязкие косматые волны сизого дыма.
– Скажи, первые затяжки самые кайфовые? – произнес дядь Володя.
– Умгу, – подтвердил Илья, глубоко затягиваясь. – Так что в итоге с мальчиком тем?
– С Алёшкой?
– Да нет же! Вы ж только что про… про… про Петьку рассказывали. Который под колёса попал. Тьфу! Не под колёса, а…
– А‑а‑а‑а‑а‑а, Петька‑то! Власов! Да, точно‑точно. Про него я и рассказывал. В общем, забрал его с собой тот мужичонка‑коротышка.
– И всё? – разочарованно поднял брови Илья.
– Ну, как тебе сказать… – Дядь Володя поднялся с табуретки, смачно харкнул в раковину. Вернулся на место, положил ногу на ногу. Затянулся и объявил громогласно: – И всё – да!
Илья хотел возразить, но слов не нашлось – только руками развёл.