Агрессор

– Не хочу, – скрестила на груди руки, чтобы он сам не задрал.

– Выбирай. Либо ты это сделаешь добровольно, либо я тебя заставлю.

– Интересно мне как? – усмехнулась я и уже в следующую секунду самым возмутительным образом, была поднята на ноги, Громов вытянул мне руку и до плеча отодвинул ткань комбинезона.

– На другой, так понимаю, тоже живого места нет, – рявкнул мужчина и принялся левую руку осматривать.

– Охренел. Больно вообще‑то.

В действительности Глеб хоть и творил с моим телом, что хотел, но был предельно осторожен, даже капли физической боли не причинил, а протестовала из‑за стыда. Жертва насилия, которая смолчала и не пошла искать справедливости, не только жалкая, но и оскорбительная роль.

Закончив с осмотром, Громов на несколько шагов отошёл от стола, где‑то минуту я наблюдала за его напряжённой спиной, а потом он обернулся и тихим, но леденящим душу голосом, спросил:

– Кто это сделал?

– Никто. Упала, ушиблась.

– Упала на чьи‑то две пятерни?! – я даже вздрогнула, как рявкнул Громов. – Хватит врать. Лиза, у тебя на коже отчётливо видны пальцы.

Ничего не понимаю, Глеба, словно подменили. Ровно до этой секунды, я от него и крошки эмоций не видела, а сейчас, как сорвался с цепи. Ноздри вон как раздулись, губы исчезли, глаза злобой сверкают, того и гляди, разорвёт, агрессивный адский пёс.

– Глеб, отстань, а? – сбавив тон, чтобы и дальше не накалять обстановку, не потребовала, а именно попросила я. – Мы чужие люди, не лезь в мою жизнь.

Пара размашистых шагов и кипящий гневом мужчина вновь совсем близко, даже руку вытягивать не требуется, чтобы до него дотронуться.

– Это Заморыш тебя так на прощание приласкал?

Бьюсь об заклад, Громову даже не пришлось игнорировать просьбу, не совать в мои дела нос, он до такой степени сейчас не в себе, что попросту её не услышал.

– Заморыш – это вообще кто? – не поняла, о ком идёт речь.

– Женишок твой недоделанный.

– Никита?! Нет. Он тут совсем ни при чём.

– Кто тогда?

– Сказала уже, не буду я перед тобой объясняться, – заявила и тут же взвизгнула, потому как мужчина, схватив за плечи, тряханул так, что голова только каким‑то чудом от туловища не отвалилась. – Из ума выжил!

– По‑хорошему или по‑плохому, но я в любом случае узнаю, кто это был. И имей в виду, сейчас было ещё по‑хорошему.

Смотрю на Глеба и понимаю, у него же от ярости разве что только пена изо рта не идёт, и он ни капли не шутит, ведь действительно в буквальном смысле вытрясет из меня имя.

– Это был Астахов, только не Никита, а Пётр Тимофеевич – его отец.

Мужчина, прикрыв глаза, глубоко вздохнул, выдохнул и задал новый вопрос:

– Ты же беспроблемно от Заморыша отказалась, чего он ещё хотел?

– Чтобы спала с ним ради ролей.

Глеб, глядя куда‑то в ноги, несколько раз отрывисто и нервно кивнул.

– Ясно. Синяки ещё где‑нибудь, кроме рук есть? – и тут мужчина с головы до ног меня всю осмотрел.

Сглотнула и отшатнулась.

– Надеюсь, не собираешься требовать, чтобы разделась?

– Скажешь правду – одетой останешься, нет…

– На бедре и на боку, – не стала дожидаться, пока озвучит альтернативу и перебила.

Пока мужчина, глядя на воду, о своём думал, взяла его бокал и допила остатки вина. Обычно не снимаю стресс алкоголем, но обычно я и не признаюсь, что чуть не стала жертвой насилия.

– Глеб, а ты чего так разнервничался? Неужели пожалел дочь врага?

Громов резко ко мне развернулся.

– Не выношу, когда без спроса топчут моё игровое поле.

– А‑а‑а, – протянула я и усмехнулась. – Ты недоволен, что другой кот гоняет твоих мышей. Как же, оказывается, всё просто, а я‑то уже подумала…

– Глупость ты подумала, – заявил он и, вынув из кармана визитку, бросил на стол. – В общем так, о сделке со следствием ещё размышляй, примешь верное решение, позвонишь. Утром пришвартуемся к берегу, и пока можешь быть свободна.

– А почему утром, можно и сегодня пришвартоваться? – бросила удаляющемуся мужчине вдогонку.

– Потому что я так решил, – не оборачиваясь, отозвался он.

– Охренительно исчерпывающий ответ.

Настроение – дрянь, прошлая неделя – дрянь в квадрате, а этот день вообще – дрянь в кубе.

Пойду и найду ту барную стойку позади которой на стеллажах ровными рядами стояли бутылки, и стащу одну в терапевтических целях.

Подогнув под себя ноги и укутавшись покрывалом, забралась в кресло и сидела так, пока из бутылки в бокал забулькала не очередная порция белого сухого, а выпрыгнула всего одна капля.

– Ой‑ё, – только после того, как приняла вертикальное положение, поняла, что выпила лишнего – это, если интеллигентно сказать, а если как есть на самом деле, то наклюкалась в зюзю.

С грехом пополам, держась за перила,  дотопала до каюты, как смогла, так умылась, на всякий пожарный случай поставила возле кровати мусорное ведро, кидая вещи на пол, разделась и плюхнулась на постель.

На кой чёрт, спрашивается, пила? Проблемы все на месте, гадость на душе как была, так и осталось, только  вертолётик и тошнота в гости зашли.

Заснула хоть и мгновенно, но полноценным сном это было сложно назвать, скорее дремала. Ещё бы, ведь пить хотелось больше, чем жить, горло терзала сухость, язык словно чем‑то липким намазан, плюс под одеялом мучилась от жары, но стоило его с себя скинуть, как тут же начинала от холода покрываться мурашками. И если с отвратительным самочувствием – банально смирилась, а с некомфортной температурой – справилась, укрыв одеялом лишь часть тела, то со снившимся кошмаром ничего поделать не могла. Поёрзав или перевернувшись на другой бок, вроде неприятный сон прогоняла, но он как не убиваемый раз за разом всё равно возвращался.

Снилось, как будто я полностью обездвиженная лежала в кромешной темноте во влажном и в то же время душном помещении, а рядом раздавалось чьё‑то тяжёлое дыхание. Как ни старалась, человека ну или ни человека разглядеть не могла и каждый раз, когда он дотрагивался до меня, гладил, сжимал кожу или же легонько царапал ногтями, задыхалась в немом ужасе.