Агрессор

– Затем, что ещё вчера это Никита выгодно женился, а теперь вы поменялись местами.

– А‑а‑а, вот оно в чём дело, – рассмеялась я. – София, не переживай, Никите плевать, есть у меня приданое или нет, он меня любит.

– Лизонька, а я и не спорю, – мачеха, как это часто делала в детстве, чуть взбила мне волосы, чтобы казались пышней. – Разумеется, любит, ты же умница и красавица, да ещё и знаменитость. Но советом всё равно непременно воспользуйся, а если получится, то и пододвинь день свадьбы на более раннюю дату.

– София, ты же знаешь, я в такие игры не ….

Женщина, прислонив к моим губам палец, не дала договорить.

– Я вижу по глазам и чувствую по тону, ты меня осуждаешь и считаешь, что предлагаю что‑то коварное и нечестное. Ты мой ребёнок, я тебе желаю только добра. Так что не спорь, не озадачивайся моральной дилеммой, а сделай, как говорю.

– Хорошо, – кивнула только ради того, чтобы София не переживала, но при первой же встрече или телефонном звонке расскажу Никите всё как есть. Потому как в чувствах жениха ни капли не сомневаюсь, ну а если вдруг ошибаюсь, и деньги отца для Никиты имеют значение, то об этом лучше узнать до свадьбы, чтобы после не пришлось разводиться.

День в родном доме прошёл странно и одиноко. Обычно, когда приезжаю, мы все собираемся в гостиной на долгие и шумные семейные посиделки, тут же каждый отсиживался у себя в спальне, а отец и вовсе убрёл в гостевой домик, заперся там, и даже когда принесла ему ужин, не открыл, заявив заплетающимся языком, что у него нет аппетита. Сестра тоже есть отказалась, когда мы с Софией к ней в комнату постучали, эта паршивка опять нас обругала и дабы не слушать через дверь нравоучения, врубила на полную громкость музыку.

Уже перед сном, чтобы хоть чем‑то заняться, решила забрать из дома, раз уж он продаётся, милые сердцу вещицы. Три сумки приготовила, но хватило и одной, оказалось, что из прошлого в будущую жизнь мне хочется не так много и взять, альбомы с фотографиями, плюшевого медведя Борьку с оторванным ухом и небольшую стопку книг, чьи страницы я навряд ли стану читать до рождения собственных детей.

Утром, спустившись на первый этаж к завтраку, так уж получилось, что из коридора услышала, как София и отец спорят в столовой, причём речь шла обо мне, мачеха убеждала папу о чём‑то мне рассказать, а он упирался.

– Предупреждён, значит, вооружён, – входя в столовую, повторила я последнюю фразу Софии, чтобы родители поняли, я их слышала, и теперь они будут вынуждены мне всё рассказать. – Я вас не специально подслушивала, вы слишком громко говорили, и, разумеется, жду объяснений.

– Их не будет, – отрезал отец, его пунцовый цвет лица буквально вопил, впрочем, как и полопавшиеся капилляры на белках глаз, что вчера он одной бутылкой коньяка не ограничился, и теперь у него глубочайшее похмелье со всеми вытекающими последствиями, сухость во рту, дикая головная боль и самое главное – донельзя паршивое настроение.

– Андрей, а если Лиза его случайно встретит, – подала голос мачеха. – Или, что, на мой взгляд, более вероятно, неслучайно?! Что тогда?

– Лиза – моя дочь, и мне решать, что ей нужно знать, а что нет, – рявкнул отец и несдержанно бросил из рук приборы на стол.

– Вот значит, как ты заговорил, твоя дочь?! – у Софии от обиды затряслись губы. – Пусть я её не рожала, но она такая же моя, как и твоя. Если ещё не больше. Понятно! Лиза, – решительно обратилась ко мне мачеха и даже встала со стула, – Громов Глеб в городе, лично я считаю, ты должна это знать.

Шесть лет назад, когда любимый человек самым бессовестным и постыдным способом меня предал, на сердце, словно калёным железом выжглась надпись «Громов Глеб». Надеялась, что эта рана если не зажила, то хотя бы успела зарубцеваться, но от одного упоминания имени, меня сначала бросила в жар, потом обдало ледяным холодом, а внутренности, как будто чья‑то мощная безжалостная лапа начала когтями драть, превращая в лохмотья. Так что нет, рана до сих пор в полную силу кровоточит.

Повстречав Громова, я потеряла себя. Стоило на него только взглянуть, как он за мгновение затмил всех, и стал для меня самым важным человеком во всей вселенной. Любила так, как любят в жизни лишь один единственный раз. Мой первый мужчина, моё первое разочарование, моя великая боль, которая до конца дней искалечила душу.

– Если Громов нашёлся, – хриплым бесцветным голосом начала я, – почему вы боитесь, что я с ним столкнусь? Он же нас обокрал, сумма ущерба значительная, специально смотрела, для таких преступлений срок давности аж десять лет, вы уже позвонили в полицию, сообщили о местонахождении вора в бегах?

Отец затрясся от нервного хохота, а когда просмеялся, ткнув в меня пальцем, вгрызся в жену яростным взглядом.

– Вот, пожалуйста, дочь задала тебе закономерный вопрос. Как будешь отвечать?! М? Давай, теперь рассказывай, почему же мы в полицию не побежали звонить.

Мачеха, опустив голову, молчит, а папа безотрывно прожигает её злыми глазами.

– Говори, раз начала, – рявкнул отец и обоими кулаками со всей силы ударил по столу.

Мы с Софией вздрогнули, а вся посуда дружно подпрыгнула, фарфоровый молочник завалился набок, и его содержимое пролилось на скатерть, чашка мачехи, что стояла на самом краю, звонко грохнулась на пол и разлетелась.

– Помнится, как один человек утверждал, что мужчина не имеет право на женщину не только поднимать руку, но и повышать голос, – сказала я и с укоризной посмотрела на папу. – Мне, кажется, этим человеком был ты, и до этого момента, следовал своему правилу. А ещё до сегодняшнего дня, мне ни разу не было за себя стыдно.

– Извини, дочка, – воинственный настрой папы лопнул как мыльный пузырь. – И ты, ради бога, Софа, прости. Это всё нервы.

– Нервы и плюс побочный эффект, когда стресс коньяком лечишь, утренний похмельный мандраж называется, – не удержалась и съязвила я.

– Андрей, не надо, потом, – отец наклонился, чтобы поднять с пола осколки чашки, но мачеха его остановила. – Лиза, присядь, пожалуйста, и прошу, выслушай нас до конца.

– Только давайте без долгих предисловий, сразу к делу. А то я себе уже такое напридумывала, – обтерев влажные ладошки об джинсы, выполнила просьбу Софии и заняла стул.

– Шесть лет назад мы тебя обманули, – первым почему‑то начал отец. – Это было не простым решением, но на тот момент единственно верным.

– Глеб не обкрадывал фирму?! – предположение не просто так слетело у меня с языка, после исчезновения Громова именно об этом я днями и ночами, заливая подушку слезами, молила всевышнего.

– Нет, – София качнула головой. – Он мошенник и вор. Тут дело в другом, после того как обнаружились хищения со счетов фирмы, и Громову предъявили обвинения, мы тебе сказали, что он сбежал, но это не так. Глеб нанял адвоката и изо всех сил боролся, чтобы доказать свою невиновность. Разумеется, он проиграл. В прокуратуре всё‑таки не идиоты работают. Факты – упрямая вещь, ему дали срок, восемь лет. Андрей, сколько он в действительности отсидел?

– Три года, – отозвался отец. – Что касается финансов, Глеб гений, грамотно по всему миру деньги гонял, и впоследствии их след потерялся. Так что у него было чем заплатить за условно‑досрочное.

– Лизонька, ты как? – взволновано, поинтересовалась мачеха. – Может воды дать, ты так побледнела?

Подняла взгляд на Софию, но её лица почему‑то практически не вижу, всё размыто, как будто только что вынырнула из‑под воды.

– Дай мне лучше тяжёлым по голове, если это сон – проснусь.