Амулет. Книга 1

Вспомнилась и еще одна деталь. Пожилой военный, который взял на себя обязанности по улаживанию всех формальностей и организации похорон (отца хоронили с военными почестями, с почетным караулом и оружейными залпами над могилой), подошел ко мне, когда мы возвращались с кладбища и, приобняв, вкрадчиво сказал:

– Я разделяю твое горе, сынок. Все мы скорбим. Твой отец был хорошим человеком, верным ленинцем и надежным боевым товарищем. Но я хотел бы спросить тебя вот о чем, – он сделал паузу, продолжая медленно вышагивать рядом со мной, стараясь попасть в такт моим шагам. – Не осталось ли у вас дома каких‑либо отцовских документов, которые по неосторожности могут попасть на глаза врагу? Ты проверь, сынок. Может, тебе это покажется непонятным и ненужным, а между тем в руках врага любой документ со стола твоего отца может стать грозным оружием против нашего с тобой отечества.

В то время подобные слова действовали сильно. Нас с детства приучали, что есть такой неведомый враг, который только и ждет, когда мы потеряем бдительность, чтобы нанести сокрушительный удар. Теперь я понимаю, что этот «враг» был чем‑то вроде коммунистической страшилки, сказки про Буку, которой родители пугают на ночь своих непослушных детей. Но тогда, конечно, я с жаром поклялся памятью отца, что верну все, что смогу найти – любые бумаги и документы. Тем более, что военный был прав – мне они были ни к чему, а дрожать за их сохранность мне не очень‑то хотелось. Я попросил у него только подождать два‑три дня – копаться в отцовских вещах сразу после его похорон мне было неловко.

Стол отца был девственно пуст. Не то, что документов – даже чистой бумаги для записей, и той не оказалось. Я сообщил об этом тому самому пожилому, он хмыкнул, пожал плечами, больше не стал ни о чем спрашивать. На том и закончилась вся эта странная история.

Отголоском той трагедии осталась лишь маленькая заноза, навсегда засевшая в моем сознании. Она заставляла меня всегда обращать внимание на лица покойников, если мне доводилось их видеть. Лица эти неизменно были, что называется, смертельно бледными. Но не синими, как у отца! Всякий раз, вспоминая об этой странной детали, я списывал все на специфическое освещение в морге и на собственное шоковое состояние. Но хоронили отца почему‑то в закрытом гробу… Сказали, правда, что эта мера вызвана исключительно заботой о маленьких детях, которые присутствовали на похоронах. Мол, малышам навсегда впечатываются в память лица покойников, ни к чему травмировать хрупкую детскую психику. Пусть лучше все, кто его любил, запомнят его живым – на эту тему над гробом было сказано немало красивых слов. Ничему я не придал тогда значения.

И сейчас, восстановив в памяти прошлое, медленно произнес:

– Да, мой отец умер. Умер своей смертью, от сердечной недостаточности. Думаю, ничего интересного для вас тут нет, и…– я запнулся, натолкнувшись на полный иронии взгляд профессора, сидевшего напротив.

– Именно так, молодой человек. Именно так, – закивал он.

Я недоуменно поднял брови.

– Именно так это и называлось в те времена: «острая сердечная недостаточность», – пояснил он, отвечая на мой немой вопрос. – Всего один укол – и человек умирает от острой сердечной недостаточности. У нас она половину Политбюро, помнится, скосила… Чего уж говорить о простых служаках!

– Не смейте! – я задохнулся от нахлынувшего гнева, хотя и сам не мог понять, чем вызван этот внезапный гнев, почему так задели меня слова профессора. – Слышите?! Не смейте так говорить! Я не хочу обсуждать смерть моего отца в таком тоне! И свои сомнительные домыслы можете оставить при себе! Каким бы ни был мой отец, он не вмешивался ни в какие грязные игры. Он свято верил в свое. К сожалению, он не щадил себя, очень много работал, в этом и только в этом причина его преждевременной смерти!

Логинов с грустью посмотрел на меня:

– Простите, если обидел. Бог с ним. Как говорится, мертвых не воскресишь. Но я все же хочу вам сказать, для чего мне понадобились все документы. Мне необходимо было выяснить: неужели кто‑то, имевший отношение к тайной касте жрецов майя, имел неосторожность жить в России в столь смутное и опасное время? К своему глубокому разочарованию, я вынужден признать, что так оно и было. Почему к разочарованию? Потому что горько и обидно, что представитель уникальнейшей древней культуры, быть может, единственный носитель ее тайных знаний, Гонсалес Ачамахес, так нелепо погиб в застенках КГБ. К моему прискорбию, в мировой истории такой порядок вещей не исключение, а, скорее, правило. Стоит на Земле появиться мессии, как его сминает под своими колесами грузовик, вывозящий нечистоты с соседней фабрики. В этом‑то как раз нет ничего удивительного. Жаль лишь бессмысленно и бездарно погибающих людей, предназначение которых заключалось в том, чтобы помочь духовному развитию нашего несовершенного мира. Хотя, если смотреть на вещи здраво, что, в конце концов, мог сделать Гонсалес? Наверное, в его понимании, он делал то, что было ему по силам… Но в мировом масштабе – ничего. Скорее всего – ничего. Однако, знаете ли, молодой человек… – ученый испытующе посмотрел на меня, словно ожидая какого‑то знака или ответа.

Я молчал, не зная, что сказать.

– Как вы и просили, я все же поработаю с фотографией, которую вы принесли, – продолжил он после паузы. – По ней опишу содержание и смысл каждого сегмента утерянного талисмана. Пусть это описание хранится в вашем доме как… семейная реликвия. Мне кажется, вы уж простите меня за такое предположение, что странная смерть вашего отца связана именно с этими документами, – он кивнул на доставленные мной бумаги, – а, в конечном итоге, и с камнем‑талисманом. Настоятельно советую вам, оставьте мне только фотографию, а остальные документы, в том числе и те, что остались у вас дома, соберите и сожгите.

С этими словами старик вынул из кипы листов черно‑белую карточку с изображением странного камня.

– Пожалуйста, послушайтесь моего совета! – продолжил он. – Чем быстрее вы избавитесь от документов отца, тем лучше будет для вашей же безопасности. Не удивляйтесь и не спорьте. Я слишком давно живу на свете, да и предмет моего научного интереса – история, так что я, как никто, знаю, что даже из‑за гораздо менее важных вещей порой погибали целые народы. Люди, которые охотились за «Тайной вселенной», полагали, что обладание талисманом принесет власть и деньги. Поэтому они не останавливались ни перед чем. Нет никаких гарантий, что не осталось человека, который не потерял надежду завладеть реликвией, и продолжает поиски. Боюсь, вся эта история еще не канула в Лету, поэтому поскорее забудьте все, что я вам наговорил, и не пытайтесь когда‑нибудь вспомнить. Для вашего же блага и спокойствия. Ну, а за своим описанием зайдите денька эдак через два‑три. Постараюсь его подготовить.

Мы стояли в сияющем разреженном воздухе, белые хитоны тяжелыми складками ниспадали с наших плеч. Мы молчали, внимая словам Верховного жреца. Выражение его лица было сурово и торжественно. Он обвел нас всех тяжелым взглядом, в котором сквозила глубокая мудрость и горькое знание, и каждый, встретившись с этим взглядом, потупился.