Ангел с человеческим сердцем

Спала я без сновидений и проснулась около полудня. На столе лежала записка от мамы: «Мне не понравилось твое вчерашнее поведение, надеюсь, до вечера ты придумаешь объяснение. Звонила Лорен. Шесть раз! Обед в холодильнике. Мама». «И что я могу придумать в свое оправдание, когда сама себе не могу ничего объяснить?» Решила сегодня не испытывать судьбу, никому не звонить, дверь не открывать и тем более никуда не ходить. Достав из холодильника продукты для омлета, разложила их на столе, но посмотрев на них секунд пятнадцать, положила обратно. Недолго думая, сварила себе кофе и достала пирожное. Поглотив скудный завтрак туриста, поднялась наверх, громко шаркая тапочками. Для разнообразия вздумалось навести порядок в своей комнате, которую, лежа в больнице, по глупости запретила убирать маме, чтобы случайно не спутались мои ответы к экзамену. Сейчас немного сожалела об этом, глядя на жуткий бедлам в своей комнате. Включив радио и пританцовывая под незнакомую музыку, я двигалась по комнате, оставляя после себя блеск и чистоту. Закончив чистку поверхностей многочисленных книжных полок, тумбочек и столов от пыли, решила поменять постельное белье. Продолжая танцевать, одним движением выдернула простынь, и к моим ногам упала сложенная вдвое записка. Написанное внутри казалось необъяснимым. Подчерк, несомненно, был моим, но вспомнить, зачем и когда это писалось, как ни старалась – не получалось. Первым порывом было выбросить записку со всем хламом, которого собралось немало к концу уборки, но меня остановило последнее предложение, обращенное к самой себе. Интуиция подсказывала, что есть надежда не загреметь в дурдом в цветущем возрасте. «Дом опустел, огонь в сердце потух,

Это так больно и страшно случилось,

В сердце моем живет его дух,

И тело наполнено лунною силой.

(Думай, Элизабет, здесь его имя)».

Отложила записку, оставив ее на десерт в своем меню самобичевания, и продолжила уборку. Радио отключила, чтоб не мешало думать, и закончила «приступ чистоты» в полной тишине и душевных терзаниях. «Если один из голосов в моей голове принадлежал Роберту, значит, говорили они обо мне…» Попыталась вспомнить диалог детально: «Вы сильно давите на нее. Она не выдержит, не надо!» – протестовал Роб. А незнакомец указал, что это не его дело… Но как они давят на меня? Кто давит? И причем тут Роб? Или он все же причем‑то… Значит ли это, что он в курсе того, что происходит?» Взяла телефон и почти до конца набрала номер друга, когда поняла, что не смогу ничего объяснить. «Что сказать? О чем просить? Если он до сих пор ни о чем не рассказал, значит, были веские причины, а не из вредности. Да и что я скажу? Слышала тут, как ты, не открывая рта, с кем‑то обо мне разговаривал? Бред». Легла на кровать и обняла подушку. «Какая я была до потери памяти? Как ко мне относились друзья, и как к ним относилась я? Что изменилось?» *** Разбудил меня маленький, но прожорливый зверек, поселившийся в моем животе, не давший поспать и издававший душераздирающие вопли, от которых хотелось закрыть уши ладонями. Знала, что бесполезно вот так лежать – он все равно не даст уснуть и, медленно поднявшись, поплелась на кухню, просыпаясь по дороге. Было три часа дня, на улице припекало солнце и пока ещё не собиралось отдавать власть прохладному вечеру. Разогревая себе съестное, вернулась к своим мыслям и воспоминаниям, которые были прерваны бестактным сном. «Раз уж, я поверила в существование голосов в моей голове и называю вещи своими именами, то память мне уже не вернут, а цинизм и самодовольство – это бонус или моральный ущерб, полученные в обмен на кусок жизни, который посчитали лишним, и, судя по всему, уже не восстановят в моей памяти никогда». Собрав все детали мозаики, имеющиеся у меня в наличие, я получила «дырчатую» картинку: «У меня забрали воспоминания о последнем месяце жизни насильно. Роберт об этом вмешательстве в мою несчастную голову знает и, возможно, даже сожалеет, но он мне не помощник. Раз уж я это понимаю и принимаю, а главное, во весь этот бред верю, значит, есть шанс вернуть мое имущество на место. Вопрос: зачем им кусок моей жизни или что они хотят, чтоб я не вспоминала? Вчера они говорили, что сегодня уже будут дома, значит, операцию в моей голове они провели успешно, как им кажется. Но это мы еще посмотрим! Они не учли упрямство, с которым я родилась!» Последняя мысль обнадежила и заставила улыбнуться. Поднялась наверх, держа в руках надкусанную шоколадку и напевая себе что‑то под нос. Разложив на столе конспекты и книги, снова наткнулась на записку самой себе из прошлой жизни и снова ни к чему не придя, отложила ее в сторону. Хотя бы два часа до прихода мамы намеревалась посвятить учебе. Если мне хотелось сдать сессию вместе с ребятами, то нужно было заниматься беспросветно. Но весь вчерашний и половина сегодняшнего дня я или спала или думала о том, что совершенно не предназначено для моих мозгов. Осталось несколько дней до следующего зачета, а в конспектах и курсовых у меня еще «конь не валялся». …Первые полчаса оказалось невыносимым постоянно прерывать мысли, ускользающие в неправильном направлении. Почти три часа я потратила на неблагодарное слово «надо» и заставила себя усидеть на одном месте небезрезультатно – подготовилась к зачету наполовину. Внизу хлопнула входная дверь, и счастливая, что выполнила долг перед собственной совестью, понеслась вниз и кинулась маме на шею. Глава 4. Со слов Мэри