Захват. Байкеры против инопланетян

Но куда там! И мне в газете, где я работал корреспондентом, отпуск летом не дали, и у Крохи проблемы начались. Он влез в кредит, потому что купил «Абрикоса» – КТМ «Адвенчер», и денег у него было – куры наплакали.

Я продал «Кавасаки» и весной купил себе «Ямаху ХТ600».

Ну да, не такой дорогой и мощный, как КТМ! Но КТМ мне и не по росту! Зачем он мне?

Нет, так‑то я в норме – метр семьдесят, сплошные мышцы, но до Крохи мне далеко!

Эндуро вообще отличные мотоциклы, но сиденье у них высокое. А на мотоцикле что самое главное? Чтобы ноги до земли доставали! А то я знал одного чудика, который ездил от столба до скамейки и от забора до крыльца. Ноги у него, понимаете, до земли не доставали, вот он и вынужден был всегда останавливаться у какой‑нибудь возвышенности, чтобы опереться хотя бы одной ногой и не упасть.

В это лето мы смогли только выбраться на север: прокатились до Мурманска и даже немного дальше. Очень уж мне хотелось реабилитироваться в глазах Крохи, показать, что я не разгильдяй, в мотоциклах секу, и в дороге на меня положиться можно.

Поездка получилась отличной, и мотоциклы показали себя превосходно. Было что вспомнить долгой, слякотной, московской зимой.

Еще пару раз уже осенью мы выбирались погонять по лесам, но все это, сами понимаете, не то!

Какие тут леса, какая Карелия, когда манит Тихий океан, и слышится по ночам шорох набегающей на каменистый пляж морской волны, и крики чаек тоже снятся. И чувствуешь, как разгоряченных щек касается прохладный ветерок, а синие сопки вокруг окутаны туманом…

Проснешься, и только часы у изголовья кровати тикают, да за окном шум машин не стихает! А ты знаешь, что внизу, прямо перед подъездом в металлическом гараже‑«ракушке» стоит и терпеливо ждет до последнего винтика перебранная твоими руками «Ямаха», поблескивает она там, зараза, синим баком, манит в дорогу. Аж скулы от обиды сводит, честное слово!

Следующая зима показалась бесконечной. Отпуск я выбил из начальства угрозами и наглым подхалимажем и готовиться к поездке начал заранее, про себя решив, что если Кроха не поедет, ломанусь в одиночку, где наша не пропадала!

Тут, главное, глядеть в оба, ночевать подальше от жилья, не светиться в деревнях по трассе и не пить с местной гопотой.

Но тут Кроха как будто почуял, что я могу уметелиться один, и позвонил.

– Еду! – рыкнул он мне в ухо из трубки.

Встретиться мы решили в Чебоксарах, у Коляна. Я, конечно, приеду туда раньше Крохи: от Москвы тут всего километров шестьсот, а Кроха подъедет позже. Полторы тысячи километров за день – не шутка! Хотя с другой стороны, «Абрикос» у него мощный, по трассе, наверное, спокойно идет сто шестьдесят – сто восемьдесят, не то, что мой коник, для которого сто сорок – предел.

И вот одним хмурым московским утром я запер квартиру и скидал вещички на «Ямаху». Под грузом вещей мотоцикл стал походить на груженого ослика. Вывел я ее из стойла, прогрел, застегнул все обмундирование, все ремешки и хлястики, щелкнул застежкой любимого итальянского шлема, сел в седло, в последний раз посмотрел на окна своей квартиры на седьмом этаже и открутил ручку газа.

Впереди была неизвестность, и от этого на душе было легко, и что‑то по‑щенячьи подрагивало в солнечном сплетении: от волнения там билась какая‑то жилка.

Горьковское шоссе брызнуло мне в лицо дождиком, но останавливаться, чтобы надеть дождевик, я не стал. Дождик был редкий, впереди уже виднелись просветы между облаками, в которые проглядывало солнце.

Двигатель мотоцикла пел, стекло шлема, в которое бил поток прохладного, утреннего ветерка, тихонько посвистывало, и настроение с каждым пройденным километром становилось все лучше и лучше!

К Коляну я приехал, испытывая приятную усталость. Кроха подъехал на четыре часа позже, уже в темноте – гнал, как угорелый. Но похоже, не особо устал: когда он пожал мне руку, то стиснул ее так, что я решил было, что больше мне не рулить, но на этот раз обошлось. Ну а потом что? Ужин, горячий чай да по маленькой.

И спать. Завтра – снова в дорогу!

 

Это были лучшие дни моей жизни за последние четыре года. Денег, что у меня, что у Крохи было немного, и мы решили, что в придорожных кемпингах будем останавливаться только крайних случаях. Обедали в кафе, завтрак и ужин готовили на газовой горелке. Продукты покупали в крупных городах.

В палатке я сразу вырубался, едва щека касалась свернутой вместо подушки мотокуртки.

Холодно, правда, по ночам стало. И чем ближе мы подъезжали к Байкалу, тем холоднее становилось.

Приключения начались где‑то на границе Красноярского края и Иркутской области.

Во‑первых, исчезла нормальная дорога и кусками пошла гравийка с ухабами. Приходилось объезжать медленно плетущиеся фуры, которые устрашающе раскачивало из стороны в сторону на колдобинах.

Во‑вторых, нас догнал дождь. Да не дождь! Обвальный ливень!

От самого Новосибирска мы убегали от тяжело бегущих за нами иссиня‑черных туч, но все‑таки они нас настигли.

В этот момент мы поняли, что такое Сибирь, потому что температура воздуха упала до плюс десяти градусов, и погодка стала напоминать осеннюю. В какой‑то момент я услышал, как зубы стали выбивать замысловатую дробь.

Темнело, мотоциклы вязли в грязи, по краям дороги тянулась глубокая, наполненная мутной водой канава, а за канавой шел непроходимый, неприветливый лес.

Дорога опустела, надо было останавливаться на ночевку, но съездов не было, не было здесь и кемпингов, это мы знали по рассказам бывалых мототуристов.

Короче, влипли! До следующего города, это был какой‑то Тайшет, было километров двести, не меньше, и было непонятно, что делать.

Наконец, Кроха притормозил на каменистом пригорке, поднял вверх стекло, а я остановился рядом.

– Чего делать будем, камрад Леха?

Я пожал печами.

– Чего! Искать ночлег надо, вот чего!

– Короче, первый же съезд – наш?

Я только кивнул в ответ шлемом, опустил стекло. Поставить под таким дождем палатку и не намочить спальники – это еще изловчиться надо, но выхода не было.

Мы миновали деревеньку, на улицах которой не было ни души, а в окнах не мерцало ни единого огонька, и снова углубились в лес. Почти совсем стемнело. Все труднее стало ворочать рулем: было холодно, неприютно и немного тревожно.

Этот съезд заметил Кроха – неприметную дорожку, уходящую куда‑то направо, в темные дебри леса. Съезд почти скрывала нагнувшаяся над дорогой береза. Мы по очереди поднырнули под ее длинные ветви и поехали в темноту. Свет фары выхватывал из темноты то ветку молодой сосны, то обочину. Посверкивали капли дождя.