Больше, чем любовь

Грузный стюард выбежал на прогулочную палубу как раз вовремя. Стоя на подоконнике, Лайтоллер и другой моряк сражались с шлюпкой номер четыре, висевшей на балках снаружи за открытыми окнами.

– Эй, погодите! Тут еще одна!

Алексис визжала, брыкалась и звала мать, а та и не догадывалась, поскольку была в полной уверенности, что дочь благополучно отбыла с остальными детьми!

Лайтоллер уже опускал шлюпку, когда к нему подбежал стюард.

– У меня еще один ребенок!

Второй помощник обернулся через плечо: кажется, момент упущен, – и покачал головой. Внизу, в болтавшейся на балках шлюпке, уносившей последних женщин, которые пожелали оставить корабль, сидели миссис Астор и мать Джека Тейера. Джон Джейкоб Астор пытался сесть с ними, поскольку его жена находилась в деликатном положении, но Лайтоллер был непоколебим, и Маделайн Астор села в шлюпку в сопровождении горничной.

Стюард посмотрел вниз. Шлюпка болталась прямо под ним и вернуть ее не было никакой возможности. Но не оставлять же девочку на борту! Посмотрев на нее, он поцеловал малышку в лобик – как мог бы поцеловать собственное дитя – и бросил в окно, в шлюпку, моля Бога, чтобы кто‑нибудь из пассажиров смог ее поймать, и чтобы она не переломала себе кости. Многие женщины, которых насильно отправляли в шлюпки, получили вывихи и даже переломы, но Алексис повезло: сидевший на веслах моряк протянул руки и поймал ее на лету. Она сильно кричала, в то время как палубой выше ее ни о чем не подозревавшая мать тихо переговаривалась с мужем.

Стюард сверху наблюдал, как девочку благополучно пристроили рядом с женщиной, державшей за руку ребенка. Лайтоллер с остальными продолжали опускать лодку – пятнадцать футов вниз, где плескался черный ледяной океан. Алексис села, крепко прижимая к себе куклу и с ужасом глядя на огромный корпус корабля. Увидит ли она когда‑нибудь маму? Словно в предчувствии неминуемой беды, она опять заплакала. Лодка плюхнулась в воду. Моряки и женщины немедленно схватились за весла, и шлюпка медленно отошла от парохода. Это была последняя шлюпка, которая покинула «Титаник», и произошло это без пяти два.

В два часа ночи Лайтоллер все еще сражался с четырьмя складными шлюпками, три из которых никак не желали отделяться от креплений, но одну все‑таки удалось опустить. Было ясно, что это последний шанс покинуть пароход. Команда окружила шлюпку, чтобы пропускать только женщин и детей, но Бертраму все же удалось уговорить Лайтоллера посадить и Филиппа! Сборная шлюпка номер четыре ушла в море вслед за остальными, и супруги Уинфилд проводили ее глазами. На этом спасательные работы завершились. Больше идти было некуда. Пути к спасению отрезаны. Оставшиеся на корабле люди были обречены пойти ко дну вместе с ним. Берт был поражен: Кейт отказалась ехать вместе с Филиппом! Он намеревался втолкнуть ее в шлюпку, но она так прильнула к нему, что невозможно оторвать. Теперь, когда стало слишком поздно, в их последние минуты, он тоже обнял жену и не собирался выпускать из объятий, пока они живы.

Мимо рука об руку прошли Штраусы, а на шлюпочной палубе стоял Бенджамин Гугенхайм в полном вечернем облачении со своим камердинером. Берт и Кейт целовались, держась за руки, и говорили друг другу милые нежные глупости, вспоминали, как они встретились… день свадьбы… рождение детей…

– Сегодня день рождения Алексис, – тихо сказала Кейт, глядя на мужа, и принялась вспоминать, как шесть лет назад, солнечным воскресным днем, рожала ее в их доме в Сан‑Франциско. Кто мог подумать, что так все кончится? Какое счастье, что все их дети останутся в живых! Старшая сестра будет их любить, заботиться и баловать.

Сердце Кейт сжималось при мысли, что она никогда их больше не увидит. Берт тоже едва сдерживал слезы.

– Почему ты не уехала с ними, Кейт? Ты ведь так им нужна!

Его снедала глубокая печаль. Кто мог представить, что их ждет такой конец? Если бы они сели на другой корабль… если бы только… если бы… Этим «если бы» не было конца.

– Берт, я не смогла бы жить без тебя. – Кейт крепко обняла мужа и привстала на цыпочки, дотянувшись до его губ. Поцелуй был долгим.

А тем временем люди уже прыгали за борт, и они успели увидеть, как прыгнул за борт Чарлз. Палуба находилась всего в десяти футах над водой, и некоторым удалось благополучно доплыть до шлюпок. Но Берт знал, что Кейт плавать не умеет, поэтому бросаться в воду смысла не было. Они прыгнут, но позже, когда придет момент. Они все‑таки надеялись, что смогут добраться до шлюпок и спастись, когда корабль затонет.

Тем временем предпринимались попытки спустить еще две сборные лодки, но вторую, даже освобожденную от канатов, оказалось невозможным спустить с палубы вследствие крена корабля. Джек Тейер прыгнул за борт, как только что до него сделал Чарлз, и чудом добрался до сборной лодки, на которой отправили Филиппа. Им пришлось стоять, потому что лодка набрала слишком много воды.

Его родители не размыкали объятий, когда на палубу хлынула вода. Кейт вскрикнула – вода была обжигающе ледяной. Они тонули. Берт изо всех сил пытался держать жену на поверхности, но их затягивало в водоворот. Последними ее словами, когда вода накрыла их с головой, были: «Я люблю тебя!». Кейт улыбнулась, и ее не стало. Она выскользнула у него из рук, а на него обрушились обломки мачты. В эту же минуту безжалостный водоворот затянул и увлек на дно Чарлза Фицджеральда.

Под водой скрылась и радиорубка, и капитанский мостик. Одна из сборных лодок дрейфовала неподалеку, как надувной матрас на летнем пляже. Сотни людей барахтались в воде, когда нос огромного судна обрушился в океан. Давно умолкли звуки регтайма, и последним, что успел сыграть оркестр, были печальные такты гимна «Осень», которые уносились вдаль, к шлюпкам, где сидели женщины и дети, а также те из мужчин, которым посчастливилось сесть в шлюпки на правом борту, вдалеке от бдительного надзора неумолимого Лайтоллера. Музыкальные обрывки висели в холодном ночном воздухе, как льдинки. Эта музыка будет преследовать выживших до конца их дней.

Сидевшие в шлюпках видели, как носовая часть обрушилась в воду с такой силой, что корма взлетела в воздух и вонзилась в небо, как огромная черная гора. Как странно! Там, похоже, еще долго горел свет, потом мигнул и пропал, зажегся снова и пропал навсегда. А корма осталась торчать над пучиной, вонзаясь в ночное небо, точно дьявольская скала. Раздался душераздирающий рев: все смешалось и сокрушилось во внутренностях корабля; гул заглушал крики отчаяния. Передняя труба отломилась и рухнула в океан в облаке огненных искр с ужасающим грохотом, и Алексис, которая лежала на одеяле возле какой‑то незнакомой женщины, снова закричала.

Потом Эдвина увидела на фоне неба очертания трех громадных винтов. Раздался рев, которого не слышало ни одно человеческое ухо: как будто корабль разорвало пополам. Наблюдая за кошмарным зрелищем, Эдвина знала только, что потеряла и Чарлза, и Филиппа, и Алексис, и родителей: вряд ли хоть кому‑то из них удалось спастись. Она сжимала руку Джорджа, который впервые не находил слов, чтобы дать определение только что увиденному. Мальчик спрятал лицо в объятиях сестры, и оба плакали, сидя в шлюпке номер восемь и наблюдая за трагедией, постигшей непотопляемый «Титаник».

Наконец исчезла и корма: огромный пароход устремился на дно океана, – и люди выдохнули, не в силах поверить, что все закончилось: «Титаник» погиб. Пятнадцатого апреля 1912 года, в два часа двадцать минут ночи, через два часа сорок минут после того, как наскочил на айсберг. Сидя рядом с Джорджем и прижимая к себе Фанни и Тедди, Эдвина молила Бога, чтобы ее родные сумели спастись.