Босс скучает

Это его «ты же знаешь» действует на меня раздражающе. Знаю, конечно, но предпочла бы не знать. Вернее, не разделять с ним общие воспоминания.

Хмурюсь, соскакиваю со стула, иду в зал. Ладно, тебе лень переместиться, тогда это сделаю я. Но Герман прав, тут яблоку негде упасть, и свободных стульев нет. Замираю на другой стороне бара напротив сцены, в пританцовывающей толпе.

Контрабасист заводит «Город над вольной Невой» в джазовой обработке, и все начинают подпевать. Это такой местный мини‑гимн, что ли.

– Ничего не меняется, даже репертуар, – Островский все же настигает меня, держится позади, и я сдаюсь.

Куда я бегу? Зачем? К тому же это глупо и по‑детски. Просто вспомнилось прошлое, вот я и расклеилась, но я ведь не такая, я сильная, смелая, гордая и никогда не пасую перед трудностями. Пожалуй, стоит это себе почаще напоминать.

Герман стоит прямо за моей спиной. Его ладони ложатся мне на плечи, защищая от неизбежных толчков в толпе. Через нее то и дело, словно волнорезы, снуют люди. А я ничего не замечаю и ни о чем не думаю, только о горячих руках Германа, оберегающих меня.

Я делаю глубокий вдох и прислоняюсь к его плечу. Ладно, к черту, пора расслабиться. Сейчас я не могу держать оборону. А он чего хочет? Может, случайно в «Шляпе» оказался?

Ага, так же случайно, как купил фирму, в которой ты работаешь… Вот, мысли снова бегут по кругу.

Если это какой‑то извращенный способ мести, я не хочу быть его целью. Интересно, простого «прости, я переборщила тогда» будет достаточно? Что‑то сомневаюсь…

– Варь, – выдыхает он мне в ухо, – я здесь давно не был, а ты?

Мы начинаем перекидываться незначительными фразами о музыке, об атмосфере, которая совсем не изменилась, кажется, болтаем даже об октябрьской погоде. Ох, и на опасную дорожку мы ступили. Ладно, пусть будет только сегодняшний вечер. Потом я подумаю, как поступать дальше, как с ним себя вести, какой тактики придерживаться.

В конце концов через пару часов мы собираемся по домам, выходим на улицу и бредем по Белинского до перекрестка с Литейным. В голове немного шумит от выпитого вина, но прохладный октябрьский воздух приводит меня в чувство. Не знаю, куда Герману надо, но мне вперед, поэтому я быстро бросаю «пока» и спешу к мигающему светофору. Не хочу этих долгих неловких прощаний.

Островский быстренько ловит меня за руку.

– А как же прощальный поцелуй?

Меня прошибает, это сказано так… вот с теми самыми интонациями Германа из самолета, того самого парня, с которым я познакомилась в отпуске. Это совсем не похоже на Германа‑босса, и я боюсь, как бы у меня не случился диссонанс.

– Лучше не стоит, – бормочу я, пытаясь высвободить зажатый в его пальцах локоть.

Герман на секунду замирает, но затем усмехается и наклоняется еще ниже. Его зеленые «омуты» маячат совсем рядом с моим лицом. Взгляд невольно опускается к губам. Я помню их мягкость и вкус, и деликатность, и ласку. С трудом мотаю головой, сбрасывая легкое оцепенение.

– Не надо, – упорствую и слегка толкаю его в грудь рукой.

А затем разворачиваюсь и ухожу, пока есть силы.

– Давай провожу, – долетает до меня.

– Не надо, – коротко бросаю через плечо.

«Тем более не надо», – уточняю уже про себя.

 

09

 

Первый рабочий понедельник, как ледяной душ. Закрадываются мысли, что тот Герман из «Шляпы» мне то ли привиделся, то ли приснился. В офисе меня встречает совершенно другой Островский.

– Зайдите ко мне, Варвара, – бросает он, проходя мимо отдела кадров, куда я заглянула, следуя предписаниям в каком‑то дурацком маршрутном листе, кем‑то оставленном для меня на ресепшене.

– А куда идти‑то, Герман Маркович? – бросаю я ему в спину, но он уже вышел из кабинета и меня не слышит.

– Я вам сейчас все объясню, – успокаивает меня местный кадровик Анастасия, девушка чуть за тридцать, с толстой косой каштановых волос.

Здесь все сотрудники, на первый взгляд, несколько «прибалдевшие». Филиал был неким сонным северным царством, которое раньше и не трогали без особой надобности. Теперь же на всех свалилось гордое звание головного офиса, и пока местные не понимают: хорошо ли это для них, плохо ли и в целом чем грозит.

Когда я слиняла сюда от Варгановых, «Интер‑консалт» занимал всего несколько кабинетов в скромном двухэтажном здании на Лиговке. Теперь компания переехала в бизнес‑центр премиум‑класса с окнами на основную городскую магистраль – сердце города и планирует оккупировать в перспективе два уровня полностью.

Из невнятного маршрутного листа я не могу понять, где находится мой кабинет. Поэтому пока, по договоренности с Настей, пристраиваю вещи в отделе кадров на временную передержку и иду в указанном ею направлении. Проплываю по коридору мимо бесконечных стеклянных дверей, я будто в аквариуме – вижу всех и вся. Царит легкий хаос, и кучи не распакованных коробок ждут своей очереди на разбор. Такое ощущение, что Островский сюда не только Москву перевез. Интересно, это опыт работы в Европе сказывается или такой у него стиль руководства: экстремальная встряска? А еще интересно, эти прозрачные стены для красоты или для удобства руководителей, чтобы знать, что их сотрудники не заняты левыми делами в рабочее время?

В целом я надеюсь, что мой режим «постоянно в разъездах» сохранится, и новая командировка унесет меня подальше от этого улья и нового босса. А еще от воспоминаний. Нет ничего лучше, чем быть подальше от объекта моим мыслей.

Кое‑где стекло, однако, матовое, это создает некое подобие интимности, а дверь, к которой я в итоге прихожу, – деревянная и сплошная. За ней офис генерального директора.

– Ну, конечно, – бормочу я, – о своей приватности ты не забыл побеспокоиться, милый.

Вхожу внутрь, ожидая увидеть секретаря, но за столом никого нет, и следующая дверь в кабинете Германа нараспашку.

– Нет‑нет, думаю, на следующей неделе мы уже его получим, – доносится до меня голос босса.

Кстати, довольно странно, что слово «босс» так органично приклеилось к Герману, так естественно называть его шефом. Пусть и дальше ходит в своих идеально скроенных деловых костюмах, это помогает не воспринимать его как парня из моего прошлого.

– Это было бы замечательно, – отвечает кто‑то ему.

Я заглядываю в дверной проем и обнаруживаю Германа и еще одного мужчину лет пятидесяти с легкой проседью в волосах сидящими за конференц‑столом, расположенным перпендикулярно к директорскому. Интересно, кто же этот визитер, учитывая, что Островский предпочитает решать с ним вопросы на одном уровне?