Боюсь тебя любить
Музыка стихает. Улыбаюсь, благодарю публику и удаляюсь со сцены. Лавирую между столиками, опускаясь на стул рядом с тетушкой.
– Агата, – шиплю, – ты что тут делаешь?
– Как что? Я уже давно хотела посмотреть, где ты поешь. Выступление было прекрасным. В свое время я пела в таких местах, которые нормальные люди обходили за километры.
Аги улыбается и протягивает руку.
– Ты на сегодня все?
– Да.
– Тогда бери вещи, прогуляемся немного.
Агата в присущей ей манере приподымает подбородок, поправляет выбившиеся из‑под шелкового платка волосы и достает сигареты.
– Здесь не курят, – перехватываю ее руку.
– Как скучно, – цокает языком, – тогда я жду тебя на улице.
– Врач сказал, что тебе нельзя курить!
– И жить, видимо, тоже, – качает головой, кривя губы в усмешке. – Не копайся тут. Я не хочу превратиться в ледяную глыбу на этом морозе.
– Ладно.
Агата уходит, а я еще пару минут нахожусь в ступоре. Так, о ее появлении позже, сейчас нужно собрать вещи.
Быстренько переодеваюсь, собираю барахло и с виноватым видом проскальзываю мимо Коли через центральный вход.
– Ага‑та…
Застываю, потому что первое, что вижу, так это милую беседу Токмана и моей Аги. Тетушка от него всегда была в восторге.
Ну ему‑то здесь что нужно? Так и хочется притопнуть ножкой.
Сначала меня дурой обозвал, а теперь приперся… будто бы его здесь кто‑то ждал.
11
Иван
Абстрагироваться. Уйти от проблем.
Я не знал свою мать, она умерла сразу после родов. У нее была большая кровопотеря, началось осложнение, врачам не удалось ее спасти.
Скорая не успела приехать. Я родился дома. Это случилось в сибирской глубинке.
Отец был военным, поэтому, мы постоянно «путешествовали» по гарнизонам. Высококвалифицированной медицинской помощи в тех местах отродясь не было.
Нам всем было сложно.
Меня воспитывала бабушка. Папа большую часть времени проводил на работе, ба говорила, что даже на несколько лет замкнулся в себе, пытался перемолоть горе, в которое его швырнуло.
Я видел маму лишь на фотографиях.
Ее отсутствие в моей жизни заложило огромное количество комплексов, а тяжелые роды – ослабленный иммунитет.
До тринадцати я был хлюпиком. Мальчик‑ботаник, таких обычно задирают в школе. Меня и задирали.
Мои лучшие друзья того времени – книги. Учеба и мечты. Планы на жизнь вне военного городка. Там всегда воняло затхлостью, хотелось оттуда вырваться.
Отец погиб за пару месяцев до моего четырнадцатилетия. В горячей точке.
Доблестный офицер с сибирской закалкой.
Я отлично помню его похороны и оружейные залпы в воздух. Выстрелы, а после мертвая тишина.
Его хоронили как героя.
Наверное, именно его смерть стала триггером, отправной точкой. Закалила и взрастила внутри меня стержень. Больше было не обидно и не горько от слов тупоголовых одноклассников. Не было отчаяния.
Сплошные цели. Хотелось стать сильнее. Доказать, что я не забитый уродец, над которым все издеваются.
Мы с бабушкой переехали в Москву спустя год после того, как папы не стало.
Ба часами обивала пороги дяденек в погонах и гоняла по различным инстанциям, как итог выбила квартиру. Ту, где мы с ней живем вот уже восемь лет.
Она мать героя, погибшего во благо Родины.
Я и в Суворовское‑то поступил из‑за отца, после уже точно решил, что стану офицером. Почтить память. Бабушка была против военной академии. В период поступления мы не разговаривали с ней почти три месяца. Потом как‑то само устаканилось.
Хотя я не думаю, что она смирилась…
Именно в Суворовском я познакомился с Азариным. Генеральский сынок, которого отец засунул туда на перевоспитание.
За школьные годы я привык быть изгоем, но в новой реальности все изменилось.
Серега со всем присущим его эгоизмом, как никто, вписался в мое мировоззрение. У него было чему поучиться… Легкости, отсутствию заморочек. Свободе.
После к нам присоединился Громов, чувак, который после выпуска подал документы в медакадемию. Сумасшедший.
В моей жизни появились друзья, учеба с задранной до небес планкой, боевое самбо и еще куча всяких примочек, что положительно повлияли на мое сознание.
Потом был период загулов. Что‑то особенное. Азартное.
Я всегда жаждал внимания, и это логично: человек всегда требует того, чего ему недодали в детстве.
Появились девушки. Мимолетные отношения.
Псевдоотношения. Я выстраивал их в одностороннем порядке. Уходил от проблем и боли, что продолжала сидеть внутри. Ведь по истечении времени оно никуда не исчезло. Все эти сказки, что время лечит, – муть, придуманная писателями и сценаристами. Вера в то, что вот‑вот станет легче. Не станет.
Я абстрагировался. Питался эмоциями других. Вел список.
Главным критерием было, чтобы пришла сама. К любой можно найти подход, даже к самой строптивой.
Я выбирал красоток. Недоступных. Богатеньких папиных дочек. Задирал планку и тешил свое эго.
Влюбить в себя, а потом просто исчезнуть. Сожрать ее изнутри. Опустошить.