Церковь служащих

Мэр Балашков звезд с неба не хватал, а очень хотелось. Он завидовал тем, у кого карьера складывалась легко, как, например, у его предшественника Путяты. Тот быстрее других овладел перестроечной риторикой, и этого оказалось достаточно, чтобы обогнать служак–ровесников и вскоре оказаться в кресле мэра. Правда, задержался он там всего на один срок. Балашков двигался к своему трону медленнее, зато сидел увереннее. В эпоху оголтелой демократизации и гласности за примером далеко не ходил и лепил образ надежного хозяйственника по кальке столичного мэра. Он на память знал сколько денег потрачено на благоустройство дворов и ремонт лифтов, лично забирался в аварийные котельные и спускался в заброшенные школьные подвалы. И лишь постепенно, по градусу в год, добавлял он новые ингриди… ингреде…, в общем – добавлял. Копил, копил и надеялся, что это поможет в будущем подняться выше. Куда‑нибудь в Москву. Да не просто в столицу – в Кремль, но в этом Антон Александрович не признавался даже себе.

То, что он постепенно накапливал, мало кто понимал. Лизавета Жнач покорила Балашкова тем, что сходу сформулировала его тайную путанную мысль: «политик федерального масштаба». Ему нужен был человек, который умеет так формулировать малопонятные ощущения. Антон Александрович тут же взял ее на службу, часто уединялся с ней в кабине и мечтал о будущем, слушая ее доклады по пиар–продвижению его кандидатуры на федеральный уровень. Многоуровневая схема–многоходовка иногда путалась в голове, но Антон Александрович вновь выстраивал весь план, каждый раз убеждаясь, что идет в правильном направлении. И даже сейчас, накануне выборов, он продолжал упорно двигаться вперед – эта тема была важнее. Выборы – никуда они не денутся, на городском поле Балашков соперников для себя не видел. Его планка была выше, цель сияла золотыми башенками, мечта звучала в ушах курантами.

Раз в квартал мэр собирал совещание по инновациям. Оно проходило как парад, как смотр перед генеральным сражением. У Антона Александровича было техническое образование и когда‑то на уроке сопромата его научили, что все можно рассчитать по законам науки. Он был уверен, что если все учесть и распланировать, то и удача никуда от него не денется.

Елизавета Жнач тоже была уверена в том, что все получится, если удача будет на их стороне. Но удача настоящая – которую нельзя просчитать и нельзя запланировать. Планы – это только стартовая площадка для ракеты, считала она. А полет совершится – если не сработает «закон бутерброда». К сожалению, в политике, по ее наблюдениям, это основной закон.

Во всем этом процессе Лизе не нравились два момента. Первое – это то, из какого материала ей приходилось лепить образ политика федерального масштаба: Балашков бесконечно долго путал инвестиции с инновациями и не видел в этом ничего страшного. Второе было иллюстрацией первого – то, что шеф единственный называл ее Лизаветой. В этом было что‑то обидное, неуважительно‑фамильярное и одновременно старушечье, затхлое, местечковое. Местечковость – вот самое точное, что не нравилось Лизе и в обращении, и в самом шефе. Из лощеного чиновника, завсегдатая политических тусовок федерального уровня вдруг выскакивало какое‑то «надысь» или «окромя», и сразу становилось ясно, что аттестат о среднем образовании будущий мэр получал вместе с полезной профессией в единственном техникуме родного городка.

С другой стороны – были же федеральные чиновники, у которых слова в предложения складывались случайно, как стекляшки в калейдоскопе, и ничего – взлетали на самый верх, до кресла премьер‑министра. Чем наш не гож?

Лиза еще была обижена на Балашкова за разнос на летучке. Понятно – под горячую руку попала, но одной наказал – другой поощри, премию выпиши. Нет – так нет, Лиза к тяготам службы относилась ровно, но подчеркнуть обиду никогда не лишнее. Потому на очередном совещании по инновациям она тихонько сидела в уголке и рисовала в ежедневнике чертиков. Да и без нее тут было кому поговорить: шеф созвал своих замов и руководителей департаментов – тех, что больше всего двигали инноваций.

– Школу мы освоили, – докладывал Семен Семенович, начальник главного управления образования (Лизу всегда интриговало – почему управление главное, если другого – не главного – вовсе нет). – У нас в гимназиях в каждой параллели – своя система обучения, – хвастался Семен Семенович. – В нынешнем году в 38–ю гимназию набрали пять первых классов, и каждый обучается по своей передовой инновационной системе.

– Это инновация? – полувопросительно сказал Балашков.

– Замечательно, – сказал вице‑мэр Васильев, который когда‑то курировал образование.

– Что еще? – спросил мэр.

– Половину школ оснастили энергосберегающими лампочками, – доложил Семен Семенович. – За год вторую половину сделаем. Вот если бы на них еще плафоны пуленепробиваемые – сносу бы им не было.

– За разбитые лампочки пусть родители платят. Что еще?

– Загвоздка у нас одна – с инновационным обучением в детских садах. Мы им и методики, и пособия – но контингент слабоват. Особенно ясельного возраста. Им бы все играть и развлекаться, потом поесть – и на горшок…

– Ясно. Что собираетесь делать?

– Нужно больше интерактивных игрушек закупить, да вот Юрий Михайлович против.

– Он у меня 15 миллионов просит на игрушки, – вставил вице‑мэр Соколов, курирующий финансы.

– Дороговато, – задумался мэр. – Ладно, что еще у кого?

– Мы используем инновационные материалы для ремонта, – выступил «дорожник» Лимонов. – Это самая передовая в мире сларри…

– Ладно, – махнул на него рукой Балашков. – Я каждый день по твоей срали езжу. Колея, как на полевой дороге. Когда поправишь, тогда и докладывать будем.

– Так ведь погода, Антон Александрович! – заныл Лимонов.

– Вот и помолчи. Так, сколько мы осваиваем федеральных пилотных проектов?

– Семнадцать, – подсказал советник Макеев.

– А сколько не охваченных осталось?

– Пятнадцать. Из городов нас только Москва опережает – там по двадцати трем проектам средства осваивают.

– Надо подтянуться, Ты, Слава, подумай, где бы нам еще поучаствовать, – приказал он Макееву. – Нам бы как‑нибудь в сельском хозяйстве приспособиться, это сейчас важное направление…

– Так мы ж – город, Антон Александрович!

– Да, я знаю. Там сейчас животноводство в моде, может им что‑нибудь надо? У нас химзавод простаивает – может, заделать средство от мошкары для телок? Инновационное? С нано‑технологиями? С учеными посоветуйтесь. Надо в майстрим попадать. Лизавета, а ты что молчишь? Животноводство тебе как?

– Это, конечно, тренд, но для нас – не мейстрим, – сказал Лиза.

– В смысле?

– Животноводство, образно говоря, не входит в наш карас.

– Не понял! – сказал Балашков.

– Это мультик такой – про ворону, – подсказал шефу Макеев.

– Елизавета Яновна, причем тут вороны? – строго спросил Васильев.

– Ни причем. Нам необходимо формировать мессиджи, понятные как для федерального центра, так и для городского сообщества, – сказала Жнач.

– Это как? – переспросил Балашков. – Лизавета, не мудри.