Чёрные дни открытых дверей

Свернули в переулок, потом в другой. Дорога пошла под уклон. Перед Егором возникла панорама уютного города с разноцветными черепичными крышами, скверами и прудиками. Первые лучи солнца осветили верхушки невысоких золочёных башенок и шпилей.

Автомобиль пересёк площадь, окружённую четырёхэтажными домами различных архитектурных стилей, и выехал на широкую пустынную улицу. Только раз им встретилась двухколёсная крытая коляска, которую умчало существо похожее на ощипанного страуса.

Улица привела их к парку. Чиновник крикнул что‑то водителю, после чего тот проехал в распахнутые металлические ажурные ворота и покатил прямо по центральной аллее. Они сворачивали несколько раз, прежде чем шофёр остановился рядом с поляной, в середине которой стояло огромное наполовину засохшее дерево. Рядом с гигантом расположились несколько миниатюрных беседок, пестрели цветочные клумбы.

Они вышли из автомобиля. Артист пошагал к дереву по песчаной дорожке. Егор шёл следом и, глядя на стоящие меж клумб малюсенькие скамеечки, такие же столики с табуретами, недоумевал, – зачем его привезли на детскую площадку? Дерево тоже было приспособлено для детских игр. В неохватном стволе – дверь с крылечком, над которым без всякого порядка, поднимаясь в высоту, были разбросаны окна с расписными ставнями. К каждого окна – кормушка для птиц.

Пригнувшись, Артист поднялся на крылечко, подёргал свисающую из круглой выемки петлю. Послышалось отдалённое звучание колокольчика. После минутного ожидания Артист повторил попытку. В оконце над крыльцом распахнулись ставни, показалась взлохмаченная голова. Сипловатый фальцет прокричал что‑то сварливо, Артист ответил с нотками подобострастья. Он спустился с крыльца, критически оглядел Егора, поправил свой галстук, взбил чубчик. Через пару минут на крыльцо вышел старичок, одетый в застиранные кальсоны, тапки и мятый халат в полоску. Ростом он был с семилетнего ребёнка. Старик приветственно поднял руку, пригладил нечёсаную шевелюру и улыбнулся, отчего его морщинистое личико заметно помолодело. Секретарь заговорил. Во время речи делал выразительные пассы руками. Старик слушал с интересом, затем спустился с крыльца. Задрав голову и подслеповато щурясь, он всматривался в лицо Егора, потом благоговейно – как тому показалось – провёл ладонью по рукаву его куртки. После этого он что‑то сказал чиновнику и скрылся за дверью.

Минут через пятнадцать он вышел преображённым. Из‑под длиннополого сюртучка выглядывала свежая рубашка, на голове – шляпка с бантом, на носу – круглые очки. Он взял Егора за руку, подвёл к скамеечке. Показал жестом: присаживайся, мол. С некоторой опаской – выдержит ли? – Егор сел. Старичок с улыбкой протянул руку. Пожав сухонькую ладошку, Егор потянул руку, но старик не отпускал. Он достал из кармана сюртука часы на цепочке и начал их легонько раскачивать. Потом заговорил.

Егор смотрел на часы, раскачивающиеся маятником, слушал негромкий речитатив, из которого не понимал ни слова и думал, что загипнотизировать его таким нехитрым способом вряд ли удастся. Краем глаза он заметил, как на крылечко дерева выходят маленькие люди. Потом вниманием его завладели глаза старика. «А глаза у этого гномика точь‑в‑точь как Нины Ивановны», – подумалось вдруг ему. Он и, правда, увидел стоящую рядом с ним учительницу русского языка. «Пиши, Егор, или ты подремать сюда вышел? – поинтересовалась она с добродушной усмешкой, и уже приказным тоном добавила: – Пиши». – Диктовала она сипловатым фальцетом. Егор писал. Доска поскрипывала, мел крошился, а учительница всё диктовала и диктовала нескончаемый текст. Усталости не было, напротив, его охватило странное возбуждение, он продолжал писать, хотя Нина Ивановна уже молчала.

Кто‑то хлопнул в ладоши. Егор опустил руку с мелом и замер, глядя на густо исписанную доску, в глазах рябило. Он зажмурился, помотал головой. Открыл глаза: напротив – кукольный старичок. Поодаль стояла группа из несколько десятков таких же пожилых «малышей». В поношенных сюртучках, разномастных шляпках, с книгами, которые многие из них держали подмышками, они походили на собрание престарелых библиотекарей.

– Здравствуйте, молодой человек. С прибытием на Апогосс! – сказал старик.

– Ну как, получилось? – подал голос, стоявший в стороне Артист.

– А вы сомневались? – фыркнул старичок и снова обратился к Егору: – Надеемся встретиться с вами ещё раз – в более… подходящей обстановке. Ну, а память – дело наживное. Не так ли? – добавил он и неожиданно подмигнул.

Когда шли к автомобилю, Егор спотыкался – он был точно пьяный. В голове мелькали обрывки фраз, смутных образов, всё ещё слышались отзвуки сиплого фальцета.

– Слава Жёлтому Демиургу, отделались, – сказал Артист, когда они тронулись. – Терпеть не могу иметь с дело с этим народцем.

– Почему? – машинально спросил Егор.

– Мысли читают колдуны окаянные. Раздетым себя чувствуешь.

Егор промолчал. Он невидяще смотрел перед собой, старался навести порядок в голове. Только на подъезде к администрации он спросил, почему эти пожилые люди живут в дереве.

– Традиция и, возможно, нечто большее. Когда дерево окончательно засохнет, они умрут вместе с ним. Но в это же время, в другом месте, наберёт силу дерево, где появятся на свет другие тавлинки. Так что их не убудет. Вообще о них мало что известно: скрытный народ. Жили здесь ещё до иглисси, а это по самым скромным подсчётам – не меньше тысячи лет.

Егор хотел спросить кто такие иглисси, но они уже приехали.

– Ну как, получилось? – повторив слова Артиста, спросил хозяин кабинета.

– Ещё бы у них не получилось, – буркнул тот.

– Ну вот, слава Светлейшей Леди, разберёмся теперь. Итак, сударь, из какого далёка вы прибыли в славный город Силешь, ежели общего языка не знали? – обратился к Егору чиновник и чуть замявшись, добавил: – Да, чтоб вы были в курсе: я – префект, а это мой секретарь.

– Рад был бы ответить на ваш вопрос, господин префект, но, к сожалению, не могу: потерял память. Очнулся со связанными руками в грязной камере. Сумел освободиться от пут, долго плутал по замку, услышал детские голоса и… вот я здесь.

Мысль об амнезии возникла спонтанно и, озвучив её, Егор понял, что сделал правильный ход. По крайней мере, его не примут за сумасшедшего, чего нельзя было исключить, скажи он правду.

– М‑да… – промычал толстяк. – Чрезвычайно странно. Как же вы, иностранец, могли оказаться в этом… э… вертепе?

– У меня есть теория, если позволите, – заговорил секретарь. – Были два случая ограбления транспорта на почтовом тракте, что к северу от города. Дорога находится всего в трёхстах шенках от поселения. Тогда подозревали именно отщепенцев, ибо сеть пещер в скалах за поселением имеет выходы на поверхность как раз в районе тракта.