Дахштайн

 

– Слушаю, – ответил серьезно и собранно. Я вышел из кофейни на улицу, подозревая, что разговор будет не из приятных.

– Доктор Бронс из пансионата, – представился медик. – Сегодня ночью у вашей бабушки был сильный приступ. Я прошу вас прилететь как можно скорее, ее состояние ухудшается. Боюсь, скоро она вас не узнает. Мне очень жаль, но терапия не помогает. Нужно ваше разрешение на более сложное лечение.

– Доктор, я прилечу так скоро, как смогу, – сжимая вспотевшей рукой телефон ответил я, лихорадочно просчитывая время, чтобы успеть взять билет, выпросить выходные от съемок и подождать денег за отработанные дни.

– Ваша бабушка… – Он умолк, а я, задыхаясь от волнения, ждал продолжения. – В приступе галлюцинаций она все бормотала про то, что Фаусты должны служить дьяволу вечно. Это ведь что‑то из Гете? Она шептала и плакала, звала вас. Писала письма.

– Письма? – переспросил я, хотя прекрасно услышал. Странно. Она всегда предпочитала звонить, чем ждать от меня ответа. Даже электронную почту не признавала.

– Я покажу их вам при встрече, если хотите.

– Да, прошу вас. Мне это важно!

– Хорошо. Я передам миссис Чейз, что вы прилетите, – попрощался он.

Мне хотелось выть от бессилия. Я сдерживался, сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Бабушка – мой единственный родной человек. Как? Как такая болезнь смогла захватить ее сознание? К этому не было никаких предпосылок.

Помню, как ба поступью вдовствующей герцогини вошла к нам домой. Сильная, уверенная женщина, на которую я смотрел сквозь слезы. Мне девять, я в очередной раз избит до синяков пьяной матерью и стою в углу за то, что плакал и просил есть. Такими побоями она награждала меня почти каждый день, и детское тельце все время украшали фиолетовые, красные и бледно‑желтые пятна. Папа погиб в автокатастрофе, когда мне было пять, и после этого маму словно подменили.

В тот день ба холодно разговаривала с родительницей, протягивая ей какие‑то бумаги. Позже я узнал, что это документы об официальном опекунстве, оформленном на ее имя. Родственница по отцу забрала меня, испуганного забитого мышонка. Все последующие годы она дарила мне доброту и заботу, воспитывая и наставляя.

Я так и остался стоять возле входа в кофейню. Повернулся и увидел через стекло, как Фил накрыл своей ладонью руку Элишки, поглаживая тонкие пальчики. Горло болезненно сдавило от досады, я замер на месте, наблюдая за ними. Чернова не убрала руку, а с улыбкой слушала Фила, склонившегося к ее порозовевшей щеке.

Интересно, он всегда будет так делать? Я бесился, но здоровье моей ба волновало куда больше, чем то, что лучший и единственный друг влепил мне моральную пощечину и увел девушку. И я не стал устраивать сцену.

Я уже хотел было вернуться в кофейню, но мобильный снова зазвонил.

– Дэниэль, – чуть помедлив, позвал доктор Бронкс из трубки.

– Слушаю.

– Я поделился с вашей бабушкой радостной новостью о вашем прилете, отчего она… У нее случилась истерика. Миссис Чейз умоляла отговорить вас лететь сейчас. Она была очень убедительна, и, ввиду ее состояния, давайте отложим посещение, хорошо? Не срывайтесь в ЛА. Я в ближайшее время пересмотрю лечение.

Ба не хочет, чтобы я летел к ней. Почему?

– Я понял. Спасибо. Не могли бы вы отправить мне бабушкины письма?

– Я сейчас узнал от помощника, что в отпуск он летит в Прагу. Я мог бы передать письма с ним, – голос доктора был печальным.