Дамир. Во власти бандита
Дамир понял все. Раскусил меня. А, может, вообще специально вытащил ствол, чтобы проверить меня, спровоцировать?!
Не знаю, но я еще ни разу не испытывала безысходности такой силы, как сейчас. Меня будто обложили со всех сторон. Кругом ловушки. И нет безопасного прохода к свободе. Свобода вообще теперь что‑то заоблачное. Недосягаемое. Непозволительная для меня роскошь.
Горилла, названная Мансуром, ловко поднимает меня с пола. Перекидывает на плечо. Я даже не делаю попыток сопротивляться. Бесполезное тупое занятие. Да и страшно. Дамир сказал, что больше не пощадит, и в моих интересах послушаться.
Но я поняла только одно – мне просто нужен нормальный план. Продуманный. Действовать импульсивно больше нельзя.
Урод! Как же я его ненавижу!
Меня везут домой на тонированном внедорожнике. Тот мужик тащит меня на плече прямо до машины, не обращая внимания на заинтересованные взгляды других людей.
А потом буквально сваливает меня в салон. Только аккуратно. Думаю, Дамир шеи им посворачивает, если со мной что‑нибудь случиться.
– Сиди смирно, – рычит Мансур, а потом закрывает за мной дверь.
И я сижу. Не набрасываться же на этих двоих. Против их силы – я пылинка.
– Где Тима? – в наездом спрашиваю, когда машина трогается с места.
Почему‑то только сейчас вспоминаю о нем.
– Отдыхает, – усмешливо отвечает Мансур.
– Если с ним что‑то случиться, – предупреждаю, сама не зная о чем. – Я этого так не оставлю!
– Ага, – мой ответ веселит мужчин.
Ну, ничего, это только начало. До свадьбы у меня еще куча времени.
Глава 12
Влада
Меня привозят домой. Бугаи позволяют мне самостоятельно дойти до него. Только сопровождают, как два огромных хмурых тюремщика.
А я прямо так и чувствую себя. Как в тюрьме. Можно ли это место теперь вообще назвать домом? Здесь меня предали. Тут я теперь заложница без права голоса и возможности поступать так, как того хочу я.
Отец еще не вернулся с работы, но, думаю, Дамир уже донес ему о том, что выловил меня в аэропорту. А если нет – две гориллы у входа в наш дом очень красноречиво опишут всю ситуацию. Одним своим видом.
– Владлена! – на пороге меня встречает мама. – Ты где была?
Мать с опаской поглядывает на амбалов позади меня, но те учтиво остаются за дверью. Как сторожевые псы. Готовые для хозяина любого растерзать. А как что не по его будет – застрелит. Прямо как тех бедолаг, что решили воспользоваться моим ртом в «Падшем Ангеле».
– Уже нигде, – бросаю сухо и направляюсь к лестнице на второй этаж, чтобы попасть в свою комнату. Закрыться там и поразмыслить над нормальным планом.
Но мама не отстает.
– Влада! Я с тобой еще не закончила! – сурово произносит мне вслед она.
Нехотя разворачиваюсь на лестнице. С кислой миной жду продолжения разговора.
– Ты хоть знаешь, что будет, когда отец узнает?! Мне стоило больших усилий справиться вчера с его агрессией.
– Мам, серьезно?! Вот прям серьезно?! Вы реально не понимаете, на что толкаете меня?
– Малыш, послушай, у нас сейчас трудные времена. Папа взвинчен, мы с тобой тоже не в лучшем расположении духа, но все ради общего блага, понимаешь?
Не в лучшем расположении духа? Да у меня грудь разрывается оттого, как страшно порой бывает. Ком в горле уже несколько дней давит на гортань. И я не могу от него избавиться, потому что целыми днями нахожусь в напряжении, с того самого момента, как узнала о том, что меня выдают замуж за Айдарова.
После того, как увидела его фотография на экране ноутбука, даже сморщенный богатый старикашка показался не таким уж плохим вариантом.
– Я понимаю, мам. Можно уже пойду? Жених, – делаю упор на этом слове, – сказал быть при параде к семи, мне нужно собраться.
– Конечно, – мать поджимает губы. – Распоряжусь, чтобы ужин на тебя не готовили.
Мы расходимся по разным углам дома, потому что абсолютно не понимает друг друга. Между нами стена. И я бьюсь в нее как одержимая, пытаюсь прошибить лбом, а родители лишь делают ее толще. Будто открещиваются от меня, не хотят видеть очевидных вещей, потому что мы все уже вляпались. Айдаров не из тех, кто отступит. Да, сегодня он пощадил меня, но это другое. Быть может, просто придумал наказание изощреннее. Вот наряжусь в красивый вечерний наряд, сделаю прическу, а он отнесет меня на жертвенный алтарь, где всласть вкусит моих страданий.
Папа понимает, думаю, что пути назад теперь нет, но не хочет признавать, что облажался, пытается меня обвинить во всех смертных грехах. Да они оба убеждают, что я не вижу очевидных вещей. А сами не замечают бревно в своем же глазу. Потому что так выгодно. Так удобно.
Плевать, что Айдаров чуть не изнасиловал меня в аэропорту. Какое это вообще имеет значение для тех, кому я дорога?
От обиды я раскисаю. Слезы жгут глаза.
Хочется просто ничего не чувствовать. Забиться в панцирь, как черепашка, закричать: «Я в домике!», и чтобы это решило все мои проблемы.
Но я чувствую. Отчетливо. Болезненно даже. Ощущаю, как жарят кожу недавние касания Дамира. Как пульсирует тяжесть его члена на моих губах.
Клянусь, в тот момент сработал какой‑то дурацкий инстинкт. Мне захотелось попробовать. Если бы он только надавил сильнее…
С диким рыком погружаю пальцы себе в волосы.
Сдохни, пожалуйста! Сдохни! Кажется, это единственное, что может мне помочь.
В расстроенных чувствах плетусь в ванную комнату. Тщательно тру себя мочалкой. Везде. Даже где преступник не касался меня. Ощущение, что он побывал везде. Все перепачкал. Оставил невидимые отметины.
У меня даже щека гореть начинает, та самая, где Айдаров нарисовал символ бесконечности. Закрепил мою принадлежность кровью.
Я и губы намыливаю. Хочу избавиться от воспоминаний. Но в носу все равно стоит его терпкий тяжелый мужской запах. Точно Дамир до сих пор где‑то рядом, обволакивает меня своим ароматом.
