Девчуля для братвы

«Неправда», – как заведенная, повторяла и повторяла я. А сама безвольно отступала назад под ее напором. Пыталась уцепиться за остатки здравого смысла. Самый милый, добрый, близкий, дорогой человек просто не может со мной так поступить. Глеб – моя истинная любовь, мой суженый навеки.

– Да ты посмотри на себя! – девица дернула меня за капюшон домашнего трикотажного платья. – Ему элементарно стыдно показаться с тобой в свете. Одеваешься, как торговка с Люблино. Сколько раз он давал тебе денег на нормальное платье! А ты вместо того, чтобы приобрести себе что‑то приличное, покупала ему эти свои дурацкие безвкусные подарочки. Шарфы с убожеской расцветкой, шерстяные носки… Можно вывезти девушку из деревни, но вот деревню из девушки… Глеб постоянно это повторяет. Бедняжка, он так от тебя устал.

– Все вы врете! – со слезами в голосе закричала я.

Слезы. Они подступили к ресницам – горькие, горячие, непрошенные.

– Тогда как бы я смогла положить конверт на это самое место? – она дотронулась до обувницы. – У меня есть ключи от вашей… ой, теперь уже от нашей с Глебом квартиры. Он сам мне их дал. У вас неплохая кровать, знаешь… Мы опробовали ее, когда ты уезжала погостить в это свое… Гадюшино или как там твое село называется. Вот туда и уматывай, матрешка. У тебя есть пара часов, чтобы собрать свои вещички.

– Но Глеб… – глотая слезы, прошептала я. – Он не выгонял меня… Он… Он…

– Он просто еще не видел вот этого, – ухмыльнулась девица. – Все изменилось. И теперь нам потребуются более комфортабельные условия.

Она достала что‑то из сумки, а затем сунула мне под нос. И я с ужасом поняла, что это тест на беременность.

Полоски было две.

 

ГЛАВА 2

 

 

Я успокоилась почти сразу после ее ухода. Даже напевала что‑то, пока готовила ужин для Глеба.

Само собой, все, что сказала эта противная девица – бред сумасшедшей. Это же мой Глеб. Мой любимый муж. Заботливый, ласковый и самый чудесный мужчина на свете. Он не мог меня предать!

А она, эта… все выдумала. И жуткие слова, которые якобы принадлежат ему, и про отель и… про свою беременность. В конце концов, отцом ее ребенка может быть кто угодно. Но это сто процентов не мой Глеб!

Ну а по поводу ключей… Да она их просто нашла! Месяц назад я потеряла ключ от квартиры, но замки мы с Глебом почему‑то не поменяли. И вот результат!

Я чувствовала вину перед мужем. На какое‑то мгновение я поверила в эти гнусные обвинения. Как некрасиво с моей стороны. Чтобы оправдаться перед самой собой, я приготовила его самые любимые блюда. Правда, с борщом пришлось повозиться. Зато он получился рубиново‑красный и пах так ароматно, что у Глеба уже с порога должны были потечь слюнки. Но мне эти хлопоты – в радость. Я даже в магазин за сметаной сбегала. Потому что какой борщ без сметаны и зелени? Майонез тут не подойдет.

Скоро будем вместе сидеть рядышком на кухне, и гадать, откуда взялась эта странная девушка. И да, надо завтра же поменять замок на двери. А то вдруг она вздумает вернуться. И даже скорее всего. Надо оградить себя от этого. Не дать вползти ледку в наш теплый и уютный мирок.

Любимый запаздывал, и я включила телевизор. Показывали отрывок из сюжета, который сделал Глеб. Ох, и наделал же он шума!

Когда мы только познакомились, он был звездой ТВ. Ведущим мегапопулярного реалити‑шоу. Именно оно и свело нас вместе – почти сразу после финала Глеб сделал мне предложение. Мы сыграли скромную свадьбу в маленьком кругу гостей. И зажили припеваючи.

Правда, было одно но. Именно после того, как Глеб на мне женился, его популярность стала падать. То шоу, ведущим которого он был, закрыли, а в новые его почему‑то не приглашали. Любимый, конечно, не отчаивался. Не раз повторял, что обрел в жизни главное – то есть меня.

Сейчас Глебушка работал ведущим утреннего выпуска на одном второстепенном канале. Он говорил, что большего ему и не надо. Я, как и все, была сильно удивлена, когда он сделал для передачи резонансный сюжет про одного криминального авторитета.

Оказывается, любимый провел свое собственное расследование. Глеб был очень горд собой. Ведь наконец‑то о нем снова заговорили.

Вдоволь налюбовавшись на своего обожаемого на экране телевизора и наслушавшись о темных делишках некоего Эдуарда Лиханова по кличке Эдик, я задремала.

Проснулась, когда уже стемнело. В прихожей завозились с ключом. Побежала встречать любимого.

Вроде не видела его всего день, а уже соскучилась.

Глеб шагнул в квартиру. Не поздоровался. Не улыбнулся. Не обнял меня.

– Привет! А я твой любимый салат с морепродуктами приготовила. И еще борщ. Только он остыл, наверное, уже… Ну ничего, мы это исправим. Я сейчас… Тебе побольше или поменьше? Со сметаной и зеленью, как всегда?

– Я ужинал.

– Где?

– В ресторане, –  отмахнулся супруг, снимая свою роскошную дубленку.

– В ресторане? – удивилась я.

В душу стало медленно вползать что‑то темное. В ресторан мы всегда ходили вместе. Правда, очень редко. Хотя, может, он там по работе с кем‑то встречался. И даже скорее всего.

А я тут со своими глупыми и унизительными подозрениями… Надо гнать их прочь!

– Что меня всегда в тебе поражало, так это твоя способность корчить из себя святую невинность, – поморщился Глеб. – Ты же все знаешь – Олеся уже была у тебя. Зачем спектакль тогда устраиваешь?

– Я не… Олеся? Эту девушку зовут Олеся? Так это правда? Она ждет ребенка? От… от тебя?

Я медленно сползла по стенке на пол. Ноги просто не держали. Крепость спокойствия, которую я медленно возводила вокруг себя по кирпичикам весь этот день, разлетелась вдребезги.

– Да. И я его тоже очень жду, – визгливо, совершенно на него не похоже сказал мой муж.

– Но я бы… Я так хотела малыша! Я бы родила тебе… – горячо зачастила я. – Ты всегда говорил, сейчас не время.

Как будто это могло что‑то изменить.

– Ты не понимаешь… – красивое лицо Глеба некрасиво искривилось. – Я не хотел ребенка от тебя! Какое же облегчение наконец сказать правду – спасибо Лисичке. Ты мне осточертела. Надоела до чертиков с этим вечным наивным лицом и своим «Глебушка, не хочешь то, не хочешь это»… Обычный коврик для ног – вот ты кто такая. Ни тайны, ни загадки. Простая, как ситцевые трусы. Надоела. Со смерти ты мне надоела, Ульяшенька, матрешечка ты стоеросовая…

Не верила в то, что любимый говорит все это.

Зашлась страшными рыданиями. Не могла их сдержать.