Дежавю

– Не отказываюсь, – как можно спокойнее поправила я. – Лишь заметила, что прежде чем требовать с нас подпись, можно было бы добавить заголовок на документ, уже украшенный печатью.

Декан подошел к столу, посмотрел на несчастный список и поджал губы.

– А я и говорю, что она социолог, а не юрист, и…

– Зоя Яковлевна, – с нажимом прервал ее декан, явно теряя терпение. – Подготовьте новый список по всем правилам, а этот уничтожьте. И оповестите студентов, чтобы пришли и расписались еще раз.

Женщина покраснела от недовольства и уставилась на меня таким яростным взглядом, что я готова была оказаться сейчас где угодно, лишь бы подальше от нее.

– Власова, вы можете идти, пара уже началась, – обратился ко мне декан более доброжелательно, продолжая рассматривать меня с непонятным любопытством.

– Дмитрий Николаевич, мне нужно еще забрать бумаги для курат…

Замолкнув на полуслове, я вновь подпрыгнула от неожиданности, когда на секретарский стол с громким хлопком приземлилась папка.

– Не потеряй.

Спокойствие декана не могло не впечатлить. Он взял со стола папку и протянул мне ее с вежливой и даже искренней улыбкой, но едва за моей спиной закрылась дверь, как раздался его взбешенный голос.

Хотелось бы верить, что он поставит эту дамочку на место.

Часы показывали, что пара началась четыре минуты назад, поэтому я быстро зашагала по опустевшему коридору к нужной аудитории, благо она располагалась на одном этаже с деканатом.

На ходу доставая ежедневник и ручку и стараясь при этом не помять папку с бумагами, в числе которых был и список нашей группы, я в очередной раз прокляла тот миг, когда поддалась на уговоры заменить Кристину на должности старосты.

Вот зачем я это сделала? Кто меня за язык тянул? Теперь ведь каждый мой чертов шаг будут подмечать. Любое опоздание будет замечено, про пропуски я и вовсе молчу. Еще и с этой ненормальной в деканате придется контактировать явно чаще, чем мне бы того хотелось.

Прекрасное начало учебного года, ничего не скажешь.

С самого утра поцапаться с секретарем декана и опоздать на пару к Тарасовой… этот день уже просто не смог бы стать хуже.

Морально приготовившись к публичной порке за опоздание в лучших традициях нашего куратора, я нервно поправила узкую юбку и перекинула через плечо волосы, которые сегодня лежали свободными длинными локонами в честь первого сентября.

Я уже взялась за ручку двери, когда из аудитории послышался громкий смех. Это было очень странно. На парах Тарасовой если и смеялись, то исключительно сквозь слезы.

Потянув дверь на себя, шагнула через порог ровно в тот момент, когда задали вопрос не просто касавшийся непосредственно меня, но и озвученный до боли знакомым голосом.

– Кто у вас староста?

Так и замерев в дверях, я никак не могла заставить себя сделать еще шаг. Или хотя бы поверить своим глазам.

Я однозначно ошибалась – этот день оказался гораздо хуже, чем могло показаться еще минуту назад, потому что передо мной был он.

Мое наваждение. Мой самый страшный кошмар. Тот, кто не просто разбил мне сердце, но и от души протоптался по его осколкам.

Тимур, мать его, Астахов стоял со скрещенными на широкой груди руками возле преподавательского стола, едва ли не усевшись на него. Стоял и смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни, пока сама я, по ощущениям, падала куда‑то в пропасть.

 

Глава 2. Дальше только хуже

 

 

Мирослава

 

– Вы что‑то хотели? – спросил недоуменно Астахов, а я молчала, не в силах выдавить ни слова.

Неужели он и правда не узнал меня? Такое вообще возможно?

– А вот и наша староста! – весело воскликнули слева. – Уже хотели искать тебя. С факелами, собаками, все как положено.

Идиотский юмор Фетисова помог мне осознать, где я нахожусь, и взять себя в руки. Облизнув резко пересохшие губы, поудобнее перехватила папку и закрыла за собой дверь.

– Простите за опоздание. Задержали в деканате, – сказала я, сама поразившись твердости своего голоса. – Забирала бумаги для нашего куратора.

– Давайте, – сказал он и вытянул в мою сторону руку.

Я крепко прижала папку к груди, как самое бесценное сокровище, нахмурилась и неуверенно качнула головой.

– Они для Тарасовой.

– С этого дня у вас новый куратор, – сказал Астахов, кивком указывая на доску за своей спиной. – Давайте сюда папку.

Мне резко поплохело, когда я прочитала слова, выведенные знакомым почерком: «Тимур Андреевич Астахов. Предмет: Институциональная экономика. Куратор: группа № 305».

Твою мать. Это не может быть правдой. Пожалуйста, только не он.

Понимание, что аудитория погрузилась в гнетущую тишину, пришло только когда на негнущихся ногах я направилась к преподавательскому столу. И с каждым звонким стуком шпилек по паркету все отчетливее ощущалась нарастающая паника.

Оказавшись на достаточном расстоянии, я передала злосчастную папку, проклиная все на свете и из последних сил сдерживая порыв выбежать из аудитории.

– Ваша фамилия?

Стиснув зубы, я проглотила все грубости, уже готовые сорваться с моего языка. В то время, как одна лишь мысль, что Астахов даже не помнит меня, ощутимо царапала сердце.

– Власова.

Он лениво пробежался глазами по списку, потом взял со стола ручку и сделал пометку напротив моей фамилии.

Мне оставалось только надеяться, что «С» – это староста, а не сука.

– Что ж, студентка Власова, присаживайтесь, – его глаза не отрывались от списка группы, когда он равнодушно бросил: – и постарайтесь больше не опаздывать.