Дитя нуайяд

– Вот дурак! Да что такого? Можно подумать, что тебе предстоит щеголять в женском облике всю жизнь. Если твоя мамаша нанимала тебе гувернёра, то ты должен бы знать, что герцог Орлеанский наряжался в женское платье и спокойно шастал по всему Версалю, смущая придворных. Однако это не помешало ему одержать победы на поле боя. Неужели тебе не доводилось участвовать в домашних постановках?

– Приходилось, ― пожал плечами Тео.

– И кого ты изображал?

– Ангела.

– Ну вот видишь, а как известно, небесные создания и вовсе не имеют пола. Стало быть, ты мог изображать как мальчика, так и девицу. Ну ладно, хватит историй. Если ты так трепетен к пустякам, можешь отправляться к мамаше Бернадет. Я и один справлюсь.

Такого ответа Теодор не ожидал и запальчиво продолжал доказывать, что сия затея крайне для него унизительна. А если друзья случайно увидят его в таком наряде? Ему не избавиться от насмешек до конца своих дней.

– Ты мне надоел, Ашиль, ― равнодушно бросил Корсиканец. ― Я же сказал, можешь проваливать.

Юный герцог сжал пальцы в кулак и, с минуту помолчав, решительно произнёс:

– Ну уж нет, Чезаре. Зря, что ли, я рисковал жизнью, пробираясь по крышам, чтобы теперь упустить самое интересное? Я иду с вами. Надеюсь, Господь смилуется надо мной и меня никто не узнает.

– Весьма мило обратиться за помощью к Господу, идя на преступление, ― хмыкнул Корсиканец. ― Ладно, чёрт с тобой, одевайся. И пока ты будешь превращаться в кокетливую барышню, я расскажу, что нужно делать. Когда дойдёт до потасовки, у меня не возникнет желание объяснять нюансы.

Спустя час странная пара покинула убежище и, крадучись, вышла к дороге. Как и говорил Чезаре, у развилки стоял экипаж. На козлах восседал толстяк глуповатого вида с глазами навыкате.

Одетый в солидный добротный сюртук и шляпу, с подвязанной полотном щекой, дабы скрыть шрам, и, поблёскивая стёклами пенсне, Корсиканец походил на учителя или гувернёра. Тео успел заметить, что движения и походка его резко изменились. В жестах появилась суетливая неловкость, свойственная неуверенным в себе людям.

– Послушай, Счастливчик, ты что, никогда не видел девушек из приличных семей? ― внезапно спросил он.

– Почему вы спросили?

– Ты шагаешь размашисто, ещё и расставив локти. Когда мы садились в экипаж, ты наступил на подол платья, не догадавшись приподнять его.

Теодор покраснел. Ему и так было мучительно неловко ощущать себя в ворохе оборок, в тесных башмачках и бархатном капоре. Ко всему, Корсиканец заставил его закатать штаны выше колен, презрительно заметив, что малейший ветерок, задевший платье вызовет немалое удивление у прохожих. Но он промолчал и отчаянно стал перебирать в памяти девочек и девушек, которых знал прежде. И когда экипаж остановился, Чезаре едва не расхохотался, увидев протянутую ему руку в перчатке. А оказавшись на земле, подросток жеманно сложил губки и писклявым голоском просюсюкал:

– Фи, господин Леонгр, ужасная поездка! Я чуть не лишилась чувств.

– Ах, дьявол! ― давясь от смеха, шепнул Корсиканец. ― Ты чертовски хорош, парень. Кто вдохновил тебя на игру?

– Просто вспомнил свою кузину, ― не глядя на него, шепнул в ответ Теодор.

И, ободрённый реакцией Чезаре, мальчик продолжил отчаянно кокетничать и кривляться. Он совершенно позабыл конечную цель этого представления и ощущал себя актёром немудрёной пьесы. Да, накануне он внимательно слушал наставления своего напарника и дурно спал, пытаясь осознать, что, в сущности, помогает свершиться преступлению. Но стоило Корсиканцу подмигнуть и скупо бросить комплимент актёрскому дарованию, как душевные муки мигом выветрились из его головы. Пара вышла на внешние бульвары и принялась обходить лавки.

– Не забудь, Счастливчик, все лавочники и прохожие должны обратить внимание на вздорную девчонку и её простофилю учителя. Тут шмыгают люди Кривого Жака. Это представление для них.

И Тео старался вовсю. И только оказавшись неподалёку от неприметной калитки, укрытой кустом жимолости, он словно вернулся в реальность и на несколько минут стал серьёзным, поджав губы и нахмурясь. А обернувшись, увидел, что Корсиканец исчез, буквально растворившись в воздухе. Тайком перекрестившись, Тео направился к калитке и, обойдя куст, потными от волнения пальцами достал заготовленный лист и стержень с сажей. Спустя минуту из‑за куста показался здоровяк в лихо заломленной шляпе.

– Что вам угодно, мадемуазель?

– Мне угодно нарисовать эти очаровательные цветочки, ― мигом собравшись, пробормотал подросток.

– Дурацкая затея приличной девице устроиться рисовать возле скотобойни, ― оскалился громила. ― Вы здесь одна, мадемуазель?

– Скотобойни? ― приподнял брови Теодор. ― Фи! То‑то мне подумалось, что в прекрасном аромате вовсе не слышно ноток апельсина, а напротив, ужасно смердит.

– Вам лучше уйти, мадемуазель.

– Ну вот ещё! Стану я потакать своему зануде учителю. Пусть побегает по кварталу и попробует меня отыскать.

Запавшие глаза охранника сверкнули.

– Вы такая милашка, мадемуазель. И, наверное, прихватили с собой пару‑тройку монет на развлечения.

Из‑за калитки показался худощавый человек и грубо крикнул:

– С кем это ты тут разговорился, недоумок?

– Да вот, господская дочка решила оставить с носом свою няньку и, видно, вовсе не соображает, куда попала, ― загоготал громила.

Худощавый скользнул взглядом по незнакомке.

– Проваливайте, мадемуазель. Пока ваш кошелёк и честь не пострадали, ― буркнул он. ― А ты, осёл, следи за улицей, а не строй глазки сопливой девке. И не вздумай поживиться. Здесь неподходящее место. Лишний шум и внимание ни к чему.

Но стоило ему прикрыть калитку, как детина вновь оскалился.

– Так что, красавица, не дадите ли монетку простому человеку на удачу?

Видя, как огромный мужлан решительно двинулся вперёд, Тео почувствовал страх, и ему стоило огромного труда не двинуться с места и продолжать свою роль. Он капризно надул губки и, скривившись, бросил, что уже подавал милостыню у церкви Святого Роха. Подросток даже не успел заметить, когда за спиной громилы возник Чезаре. Он молниеносно зажал разбойнику рот ладонью и тотчас полоснул по горлу. Глаза детины расширились до невозможности, словно он так и не успел понять, что произошло. А спустя минуту он осел и, зажав шею руками, плашмя упал на землю.

Теодор онемел. На висках выступил пот. Конечно, он и прежде видел мертвецов, тогда, ещё в Нанте. Но это были либо висельники, либо умершие от хвори. И никогда даже в кошмарах он не мог вообразить, что станет свидетелем убийства.

– Надеюсь, ты не ждёшь от меня нюхательной соли? ― резко шепнул Корсиканец. ― Шевелись, Счастливчик, через десять минут его хватятся. Бери его за ноги, ну, живо!