Дражайший плут
Глава 2
– Дорогая, просто не верится! – воскликнула леди Гера Ридинг. – Попытка похищения средь бела дня, и не где‑нибудь, а на Бонд‑стрит. Кто мог бы решиться на подобное?
При этих словах старшей сестры леди Феба лишь слабо улыбнулась.
– Не знаю, только Максимус никуда меня больше не выпускает – даже к тебе в гости. Можно подумать, что опасность грозит мне даже в доме собственной сестры!
– Он тревожится за тебя, дорогая, – раздался чуть хрипловатый голос Артемиды, их невестки. Три женщины были вынуждены собраться на еженедельное чаепитие в Уэйкфилд‑хаусе, поскольку Феба оказалась в заточении в городском доме.
– Эта попытка нападения для него просто предлог, чтобы сделать то, чего он давно добивался: окончательно посадить меня под замок.
– О‑о, Феба, – мягко произнесла Гера. – Ничего такого Максимус не хочет.
Феба и Гера уселись на диванчик с бархатной обивкой в Ахиллесовой гостиной, которую называли так потому, что на потолке были изображены кентавры, наставлявшие юного Ахиллеса. В детстве эти мифические создания внушали ей страх. У них были такие суровые лики! Теперь же Феба сомневалась, что помнит это.
Как печально.
Феба обратила лицо к сестре. Как хорошо пахнет фиалкой! Очень успокаивает.
– Ты же знаешь, что с того раза, как я сломала руку, Максимус стал просто невыносим в своем стремлении меня опекать.
Это произошло четырьмя годами ранее, когда Феба еще что‑то видела. Она оступилась на крыльце магазина и полетела головой вперед, сильно повредив руку – потом пришлось целый месяц ходить в гипсе.
– Он просто заботится о тебе, – веско произнесла кузина Батильда, устроившаяся напротив Фебы и Геры, рядом с Артемидой.
Феба слышала хриплое дыхание сидевшего у нее на коленях Миньона. Кузина Батильда заменила сестрам мать после смерти их родителей, которые много лет назад, когда Феба была еще совсем крошкой, погибли от рук бандитов в Сент‑Джайлзе. Кузина обычно вставала на сторону Максимуса, признавая тем самым его едва ли не патриархальную власть, восставать против которой редко решалась.
Сама же кузина Батильда ни разу не воспрепятствовала Максимусу в его стремлении наложить на нее тяжелую печать своей опеки.
Феба рассеянно поглаживала бархат обивки: в одном направлении – ворс мягкий и пушистый, в другом – погрубее.
– Я знаю, что он обо мне заботится; знаю, что беспокоится, но в результате – моя свобода жестоко ограничена. Даже до вчерашнего инцидента он не разрешал мне ходить ни на вечеринки, ни на ярмарку – вообще никуда, потому что ему всюду мерещится опасность. А теперь и вовсе, боюсь, завернет меня в вату и засунет в дальний угол шкафа для пущей сохранности. Я… просто не знаю, как жить в таких условиях!
Никакими словами не могла она передать растущего в ее душе страха – что, если брат ограничит ее еще больше? Ее руку накрыли, успокаивая, теплые пальцы.
– Дорогая, я знаю, – сказала Гера, – ты очень старалась его слушаться.
– Позволь, я поговорю с ним, – добавила Артемида. – Максимус всегда тверд как кремень, когда речь заходит о твоей безопасности, но, возможно, немного смягчится, если я сумею убедить его, что жить как в тюрьме тебе тоскливо.
– По крайней мере мог бы убрать этого типа, что следует за мной точно тень, – вполголоса заметила Феба.
– А вот это крайне маловероятно, – подала голос кузина Батильда. – И кроме того, капитана Тревельона сейчас с нами нет, не так ли?
– Лишь потому, что я в стенах Уэйкфилд‑хауса. – Феба тяжело выдохнула. – Я бы нисколько не удивилась, если он торчит где‑то за дверью, пока я пью чай. А вы видели Хатуэя и Рида?
– Да, – в замешательстве ответила Гера.
– Они так и стоят возле заднего окна, да? – Феба не ждала ответа, поскольку не сомневалась, что лакеи беспрекословно выполняют приказ и не сводят с нее глаз. – Максимус велел им тоже меня охранять.
Последовало долгое молчание, весьма неловкое, по ее мнению, прежде чем Артемида заговорила.
– Феба… – И затем внезапно перебила себя. – Нет, дорогой, только не чайную чашку. Боюсь, это не для малышей.
Последние слова были обращены к старшему сыну Геры, Уильяму, очаровательному малышу двух с половиной лет, который, судя по душераздирающему воплю, всерьез вознамерился добраться до чайной чашки.
– Ох, Уильям, – пробормотала расстроенная Гера, когда хныканье возвестило о пробуждении второго сынишки, который дремал у нее на коленях. – Вот разбудил Себастьяна.
– Простите, миледи.
Смарт, няня Уильяма, подошла к хозяйке, чтобы забрать своего подопечного, но Гера ее успокоила:
– Это не ваша вина: просто чайные предметы ужасно соблазнительны.
– Можно? – Феба протянула руки.
– Осторожно, он пускает слюни, – предупредила ее Гера.
– Все малыши такие, – успокоила ее кузина, почувствовав на коленях тяжесть извивающегося тельца племянника, и немедленно обхватила его руками, чтобы не свалился.
Себастьяну было всего три месяца от роду, он еще не умел сидеть, поэтому пришлось держать его вертикально. Ощутив сладкий молочный запах, исходивший от его кожи, она добавила:
– Не слушай маму, кроха: я просто обожаю, когда мужчины пускают слюни.
За свою опрометчивость Феба была вознаграждена радостным гуканьем, а через мгновение крошечные пальчики очутились у нее во рту.
– Ты сама напросилась, – напомнила сестра.
– Позвольте мне забрать Уильяма, миледи, – мягко вмешалась няня.
– Ну что, малыш, не хочешь ли пойти с няней Смарт посмотреть, что там, в саду? – поспешно подхватила Гера. – Можешь взять сахарное печеньице.
Когда дверь за ними закрылась, Батильда заметила:
– Мне нравится эта девушка. Очень воспитанная, вроде бы умелая, прекрасно ладит с нашим сладким Билли. Где ты ее нашла?
– Не поверишь, но Смарт нам рекомендовала бывшая экономка леди Маргарет. Очень расторопная и образованная, мне нравится. Сама экономка ни с того ни с сего заявила, что уходит от Марго: полагаю, нашла более выгодное место.
– Еще бы! Что может быть лучше места в доме дочери маркиза? – удивилась Артемида.
– Там дело не в этом! – выпалила кузина Батильда. – Я слышала, что та девица отправилась к Монтгомери, чтобы вести городской особняк герцога.