Его Кара
– Точно не хочешь? – уточняет он, приподнимая бровь.
Мужчина покачивает в руке наполовину наполненный стаканчик с жидкостью.
Все‑то он знает о ее жажде. Уже не в первый раз вероятно, сталкивался с реакцией остальных на эти препараты…
Мужчина ставит пластиковый стаканчик с водой на журнальный столик рядом с ней и отходит в сторону, давая ей свободу и возможность принять собственное решение.
– Может поесть хочешь? – спрашивает он ее с такой лаской, что ее передергивает.
– И в еду таблетки добавишь? – спрашивает Кара хрипло.
С предыдущего дня она ничего не ела и теперь неприятно сосало под ложечкой, но говорить своему врагу об этом она не станет.
После вчерашнего она теперь точно понимает, кто – враг, а кто‑ друг. И в этой больнице у нее нет друзей.
Глаза неотрывно смотрят на стаканчик. В горле вырастает огромный ком от сухости. Язык царапает сухое небо, требуя жидкости. Так хочется пить. Но она держится. В туалете попьет. Это, хотя бы безопасно. Главное, добраться.
– Зачем мне это? – усаживается доктор в кресло, стоящее за столом. – Я прописал тебе чуть седативных, а ты вены побежала себе резать… Где только лезвие взяла? – Усмехается тот. – Поэтому и получила лошадиную дозу успокоительных.
Смешно ему. Девушка сжимает зубы. Мудак.
– Что вам нужно? – она сверлит его взглядом, удерживая себя от того, чтобы взять эту чертову воду.
В горле пустыня. Она даже чувствует прохладную свежесть воды в стакане. Только руку протяни…
– Поговорить, – отвечает он спокойно. – Ты для этого здесь.
– Дааа? – улыбается она. – Поговорить привели? – Девушка кашляет и добавляет скрипучий ответ. – Поэтому в смирительную рубашку засунули в прошлый раз?
– В рубашку тебя засунули, потому что ты добровольно идти отказывалась и набросилась на ни в чем неповинную медсестру. Не помнишь? – сверкает мужчина глазами, пододвигаясь на кресле за стол. – Ты повалила несчастную девочку на пол и дубасила ее, когда я не выскочил в коридор на ее крики!
Пфф. То ли еще будет.
– Так ты сам виноват. Кто берет таких нежных особ в психушку работать? – усмехается она, переходя на фамильярности так же, как и он, без согласования.
Вода ее невозможно раздражает. Все время гуляющий по помещению взгляд возвращается к стаканчику.
Нет! Не брать! В бутылке успокоительное! Она это уже не раз проходила. Все они такие!
Недолго думая, она сметает его в сторону своей рукой и стаканчик отлетает в стену, вписываясь в нее и растекаясь темным пятном. Брызги летят во все стороны и часть оседает на бумагах на столе Марка. Тот смахивает капли с документа одним движением и возвращает взгляд к пациентке.
– Легче? – уточняет Марк, буравя ее своими ледяными глазами.
Его проницательный взгляд следит за ней. Он тут же склоняется к своему блокноту и делает в нем пометки шариковой ручкой.
На его лице ни тени недовольства или смущения. Только холодное равнодушие.
– Да! – восклицает она, понимая, что пить стало хотеться еще сильнее.
Кара становится все более уверенной. Она встает и пересаживается на кресло поблизости и разваливается в нем, закинув ногу на ногу. Уже не кажется бедной, несчастной девочкой.
Вот к этому он и стремился, чтобы вылезла из своей скорлупы и показалась ему настоящей без всяких масок.
– Чего на тот свет не терпится? – переходит врач к главному, изучая ее пристальным взглядом. – Откуда такое сильное рвение? Где лезвие взяла?
На самом деле есть камера в ее палате, которая должна была ответить на все вопросы, но стоило ему попросить необходимую запись, как выяснилось, что система не шибко продвинутая и требуется подождать немного.
Из первых ничем не подтвержденных предположений, почему она так поступила, было пока только одно: чрезмерная обида на отца за то, что согласовал принудительное лечение. Но оно требовало подтверждения.
Он силится заметить любую ее реакцию в данный момент, вплоть до мелочей: изменение во взгляде или незначительные действия. Даже, если она поправит волосы или подожмет губы – это все имеет свое значение.
Она разговорилась. Половина дела сделана. Осталось совсем немного, чтобы добраться до истины – понять причину ее неадекватного поведения.
Судя по отчету у девушки был сильный шок, который дал своеобразные заметные последствия: в 13‑летнем возрасте сгорел дом с ее родителями, пока она была под присмотром соседки. Ребенка нашли сидящим на газоне у полыхающего дома, который толком после этого ничего сказать не мог.
Само собой, такое сложно пережить. С учетом того, что она лишилась своих родителей в таком юном возрасте, и после ее удочерения со временем началась неадекватность, которая усилилась до нападения на окружающих.
Психологи не помогали, седативные тоже, приемный отец был занят своей рекламной компанией.
Девушка упрямо молчит, игнорируя его вопрос.
Марк понимает, что зашел в тупик в своих мыслях и предположениях. И рано к вопросу перешел. Она не ответит. Надо было еще подождать…
– Хорошо, давай по‑другому, – выдыхает мужчина в белоснежной рубашке и джинсах, закидывая ногу на ногу.
Халат небрежно наброшен на спинку кресла. Надо бы надеть, но из головы вылетело, когда ее привели. Желание выхватить ее из лап морфея оказалось сильнее, чем он думал, и отвлекло его от остальных дел.
Марк складывает руки на груди, демонстрируя предельную серьезность и тут же отвлекает ее от своего предыдущего вопроса:
– Я тебе расскажу, что тебе нужно делать и как себя вести, чтобы выйти отсюда, а ты слушаешься. В итоге мы прощаемся через какое‑то время. Как тебе такой вариант?
Она долго не раздумывает.
– И что мне надо делать? – бросает она в него ехидное. – Ноги перед тобой раздвинуть, чертов извращенец?
Девчонка смотрит на него, не мигая, готовая к новому сражению. Не понимая, что битва здесь ведется у нее с собой, а не с ним.
Марк супится и добавляет к ее характеристике неконтролируемую агрессию.
– Нет, ноги раздвигать не надо, – хмурится он. – А что, часто так их раздвигаешь? – Переводит он тему, чем ставит ее в тупик.
На лице Кары проявляется замешательство, а затем и остальные эмоции: смятение, раздражение, злость.
– Нет! – рычит девушка с надрывом, вскакивая. – И не собираюсь. Понятно?!
Тот примирительно приподнимает руки. Цель ее разговорить дала свои плоды. Девушка разозлилась сильнее, чем он того ожидал и следовало как‑то ее утихомирить, прежде, чем она соберется разнести ему кабинет. А, судя по ее настрою – это скоро предстоит.
– Понятно. Они мне не особо нужны ни в раздвинутом, ни в сдвинутом виде. Честно.
