Это не орлы – это чайки

– Ты не понимаешь, в моем возрасте лучше так. Надо держать себя в форме. Это ей идёт полнота, хоть и небольшая. В молодости всё красиво. Но молодость быстро проходит. – она укоризненно посмотрела на племянника. – Особенно, если её зря растрачиваешь.

– Что? – закатил глаза Митя.

– Как погуляли?

– Хорошо.

– Что делали?

– Да так.

– Опять резвились со своими малолетками?

– Они не малолетки. – цыкнул Митя.

– Это для тебя, а для Леши они малолетки.

– Лёша не спал с её подругой. Он вызвал ей такси, а я остался с другой в номере.

– Зачем тебе это? Гулял бы с нормальной девочкой. Вот хоть с ней. – показала она глазами на пухленькую девочку. – Что не подойдёшь? Почему не познакомишься?

– У меня уже и так много девчонок.

Оксана фыркнула.

– И что ты мне это с такой гордостью говоришь? Я тебе говорю про девушку, с которой у тебя будут здоровые отношения, а не все эти малолетние шлюшки. Их добиться легко, а её нет.

– С чего ты это взяла?

– Я же вижу, как ты на неё смотришь. Так смотрят на женщину, которую нужно завоёвывать. Она захочет с тобой общаться ради взаимных отношений, а не потому, что вы с братом весело можете гулять по ночам. Может, она и не сможет с тобой гулять. Может, родители не разрешат. Лёша для тебя плохой пример показал, но он уже вырос, и я надеюсь, он покажет тебе другой пример.

Они оба замолчали. Митя не захотел соглашаться с её словами, хотя понимал, что был бы рад лежать сейчас с ней.

– Что вы там опять этот разговор начали?

– Какой разговор?

– Про наследство.

– Я не понимаю, то ты спишь и ничего не слышишь, а тут, значит, подслушивал.

– Такое сложно не слышать. – с упреком. – Я словно какая‑то кость в горле.

– Что? – приподнялась на локтях Оксана. – Что ещё за кость в горле?

– Такое ощущение, что я преграда для твоей семьи.

– Ты с ума сошёл? Что за глупости ты произносишь? Я что, давала тебе повод когда‑нибудь так думать? Ты и есть моя семья.

– Но я тебе не сын…

– Ты… – она пыталась найти нужные слова. – Ты мне как сын. Ты всё, что у меня осталось от брата. Мы с ним были так же близки, как ты с Лешей, если не больше. Не дай бог, если бы с одним из вас… ладно.

– И всё же меня это раздражает. Если это мое, то мое, а если нет, то нет. Почему этот разговор всё время возникает. Я не собираюсь выяснять, чья она. Моя или твоя. Я лучше уйду.

– Вот потому ты ещё мал и глуп. Не надо стесняться того, что принадлежит тебе по праву. У Леши есть отец, он позаботится о сыне. А у тебя никого нет. Я забочусь о тебе. Ты вступаешь в это наследство только со мной. Я её дочь, а ты вместо своего отца. И квартиру получишь ты, потому что это правильно.

– Зачем тогда об этом каждый раз говорить?

– Ей так спокойнее.

– Понятно.

– Что у тебя с поступлением? – для Мити это прозвучало неожиданно, он не был готов к этому вопросу.

– Прошёл.

– Прошёл…

– Но не на бюджет. – Оксана долго молчала. – Ладно, я поговорю с Николаем. Ничего, не волнуйся. Значит, будешь учиться и работать, а с деньгами, конечно, поможем. Придётся тебе немного поработать на него.

– Как Лёша?

– Да, как Лёша.

– Хорошо. – согласился Митя.

– Пошли? – кивнула она в сторону речки.

– Иди, я догоню.

Опять проезжал поезд. Митя и девчонка посмотрели друг на друга. И снова отвернули взгляд. На мгновение быстро забилось сердце и так же резко успокоилось.

 

***

 

Всю ночь жужжала муха в сенях. Не давала жителям дома спать. Она оказалась запертой между закрытой дверью на улицу и ажурной сеткой на кухню, которая закрывала весь дверной проем от всякой мошкары. Она кружила над белой лайкой. Коврик для собаки расположили прямо у шкафа с пыльными банками. Она спала на спине, свесив смешно лапы перед собой.

Муха всё же просочилась через сетку и села на подоконник у белой занавески. Это было свежее, прохладное утро. Лучи солнца ещё не заглянули в окно, но стоило им появиться, как день накалялся. Вплотную к окну стоял квадратный стол. Он занимал много место в узкой кухне. За ним сидел хозяин дома со своим другом собутыльником. Они уже отчекрыжили новую бутылку.

Через кухню можно было попасть в две комнаты. В одной жили родители, а в другой их дочки. Старшую звали Алена. Она, уже надев серую юбку и белую сорочку, носилась вокруг стола. Её отец неразборчиво орал на неё. То хлеба подай, то стаканы дай поприличнее, то яичницу сваргань. Алена выполняла все его указы. Иначе себя повести она не могла: отец, пристрастившись к водке, ввёл себя крайне агрессивно. Не просыхал он уже который год, и в последнее время он начал распускать руки. Сначала стала получать мать, а не так давно и Алена. Синяк ещё еле заметен на её скуле. Не попадало только самой младшей в семье – Настене. Настена копошилась в их с сестрой комнате, одевалась в школьную форму. Алена бегала по кухне туда‑сюда, заглядывая и подгоняя сестру. Она должна отвезти её в школу, а сама потом побежать на работу. В тот день эта задача лежала на ней, так как её мама сутки работала в больнице.

Алена ставила на стол закуски. Наконец она не выдержала, вошла в комнату, взяла её портфель и схватила за руку. Они обе перешагнули через спящую собаку в сенях. Та, будто всё это время притворявшись спящей, вскочила на ноги и выбежала из дома к девочкам. Выйдя наружу, они почувствовали нежную прохладу, которая обхватывала всё тело, а солнечные лучи слегка согревали. Дома стояли на холмистой местности. Земля бугорками спускалась к речке. К ветхим разбитым помостам из загнившего дерева. На этих буграх пробивался вереск.