Фанаты. Сберегая счастье
Сашка убирает телефон и только потом осознаёт, что она сказала. «Он будет рад». А ты сама, Саш? Тоня ведь твоя подруга. Нет, ты тоже будешь рада её увидеть. Но он занял целиком и сердце, и душу, так что других людей ты теперь воспринимаешь только в контексте его отношения.
В продуктовом она задерживается надолго. У Сашки целый список продуктов, которые надо купить. Дома проще, во время ежедневных прогулок они почти всегда заходят в какой‑нибудь магазин, покупают что‑нибудь «под настроение» Всеволода Алексеевича. Так и ассортимент в холодильнике обновляется, и тяжёлые сумки раз в неделю таскать не надо. А сейчас ей приходится закупать всё сразу: мясо, овощи, фрукты. Из привезённых из дома продуктов остались только его сладости и крупы. Но и сладостей для диабетиков в супермаркете такой выбор, что Сашке хочется взять и то, и вот это. Печеньки какие‑то новые, они таких не пробовали, зефир, даже торт есть «для диабетиков». Что странно, конечно. Сашка изучает состав и остаётся им довольна, так что торт тоже отправляется в тележку. В отдел кулинарии Сашка обычно не ходит, для Всеволода Алексеевича там ничего нет, но на сей раз решает сделать исключение и заглянуть, уж больно вкусно пахнет жареной курицей. Или она просто проголодалась? Сашка снова достаёт телефон. Проснулся он уже или нет? Если она его ещё раз разбудит, никакой торт не спасёт. Набирает смс‑ку. Читать сообщения он умеет.
«Не спите? Тут очень аппетитную курочку‑гриль дают. Будете?»
Он тут же перезванивает. Ну да, печатать мы не любим.
– Уже не сплю, Александра Николаевна. Вам без меня никак не гуляется, я смотрю.
– Ой. Ну просила же звук уведомлений выключать! Ну простите.
– Прощаю. Так что там с курочкой? А мне можно?
– А было бы нельзя, я бы спрашивала?
Довольно хмыкает. Ему нравится, когда она включает иронию, когда у них получается словесная пикировка, это его будоражит. Скучно ему, наверное, когда на него молча молятся и каждому слову внимают.
– Тогда бери две, – решает Всеволод Алексеевич. – Ты скоро?
– Соскучились? – язвит Сашка. – Или выспались? Скоро. Отстою очередь из страждущих горячей курятины, и приду.
И почему‑то сразу очередь становится длиннее и движется медленнее. И гулять по Арбату резко расхотелось, а ведь собиралась ещё зайти в какое‑нибудь кафе, чаю с пирожным взять, пока он спит. Но раз выяснилось, что не спит, Сашке сразу надо домой.
А вот женщина в отделе кулинарии никуда не торопится, у неё рабочий день идёт. Пока с каждым покупателем поздоровается, пока выяснит, что он хочет, пока за нужной тарой пойдёт, пока уточнит, сколько накладывать. Уф! Сашка и забыла, какой это муторный процесс. Наконец, доходит очередь и до неё.
– Две курицы гриль, пожалуйста.
– Какие?
– Гриль!
– Это я поняла. Какие именно?
– Любые.
– Ну как любые? Вот я вам сейчас дам, а вы скажете, слишком толстая. Или слишком маленькая. Или слишком жирная. Нет, вы уж покажите, какие именно вам нужны.
– Вот эту и вот ту! – Сашка уже еле сдерживается.
– А бонусы у вас на карточке есть? Вы учтите, цена указана с учётом бонусов. Если бонусов нет, то дороже получится.
– Мне всё равно.
– Все так говорят, а потом на кассе отказываются.
У Сашки начинает звонить телефон. Всеволод Алексеевич, судя по мелодии. А у неё тут высокоинтеллектуальный диалог.
– Просто. Дайте. Мне. Две. Курицы!
– Да вот ваши куры, что вы кричите? Нервные все какие, работать невозможно!
Сашка кидает горячие свёртки в корзину, хватает телефон.
– Сашенька, а можно мне ещё булочку какую‑нибудь?
– Со смородиной? – усмехается Сашка.
– Почему обязательно со смородиной? Можно с малиной. Или яблоком.
– Можно, Всеволод Алексеевич.
Уже на кассе Сашка понимает, что перестаралась. Вот она, опасность тележки. Взяла бы корзину, вовремя бы поняла, что покупки получаются слишком тяжёлыми. Четыре пакета! И как их теперь тащить? И такси же не вызовешь, по пешеходному‑то Арбату.
Ну как, молча взяла и молча потащила. Хорошо хоть дом у него с лифтом, и швейцар на входе бросился помогать. Сашка даже не шарахнулась, не отвергла помощь, позволила донести два пакета до лифта. Дверь открывает ключами, предусмотрительно прихваченными по совету Туманова, чтоб его лишний раз с постели не поднимать. И зря, он уже стоит в прихожей. Очень мрачный.
– Саша, это сколько будет продолжаться?
– Что именно? – Сашка ставит пакеты на пол, приваливается к косяку.
– Сеансы самоистязания. Ты это специально делаешь? Себя наказываешь?
– Что? Господи, Всеволод Алексеевич, ну и мысли у вас. Я просто не рассчитала немного. Что вы придумываете, какие наказания?
Качает головой, забирает два пакета с таким видом, что у Сашки и мысли не возникает возражать, несёт на кухню. Сашка с ещё двумя плетётся за ним.
– Я видел, в Прибрежном, недели две назад, как ты подметала двор.
Педантично раскладывает продукты на столе по кучкам: что в холодильник, что в морозилку, что в шкаф.
– И что? Двор уже тоже нельзя подметать?
– Я видел, чем ты подметала, Саш. Древко метлы сломалось ещё в начале лета, так? Мы всё время забывали купить новую метлу. И что ты сделала?
Сашка молчит. Поняла, куда он клонит.
– Ты приспособила арматурину от забора. Арматурину, Саш! Тяжёлую железную палку. Рифлёную. Которая натёрла тебе руки через пять минут. Неужели так важно было подмести двор именно в тот день? Кто‑то умер бы, если бы двор остался неметёным?
