Фанаты. Сберегая счастье
Его любимая присказка, особенно когда надо развенчать какие‑нибудь её иллюзии на его счёт.
– Я в курсе. Но может, вы этой областью знаний не интересовались. Всеволод Алексеевич, я боюсь, что юбиляр будет несколько…кхм…не в той форме, чтобы принимать поздравления.
– Он не юбиляр, у него обычный день рождения. Саша, я понимаю, что мы едем на праздник к тяжело больному человеку. Именно поэтому я согласился. Мне позвонил его помощник, сказал, что Яков Моисеевич видел меня в шоу «Ты – звезда» и поручил уточнить, в Москве ли я, и пригласить на праздник. Всё очень удачно совпало.
– Да уж куда удачнее, – ворчит Сашка. – Сейчас второй выпуск шоу выйдет, вас ещё на пару корпоративов пригласят. Раз уж вы в Москве. Так а кто он, ваш Яков Моисеевич? Не помню такого имени среди ваших авторов.
– А он не автор. Он кутюрье. Ну в то время, когда он начинал, его профессия называлась портной. И он одевал всю нашу эстраду ещё в советское время. По крайней мере, старался одевать красиво, по возможностям тех лет.
– Постойте! – Сашку осеняет. – Так это Покровский, что ли? Яков Покровский?
– Ну да, – кивает Туманов.
– Тот самый, который вас хотел… Кхм, ладно. Просто байка из жёлтой прессы…
Сашка аж смущается. Иногда надо всё‑таки фильтровать базар. Она, конечно, привыкла говорить с ним на любые темы, но не на такие же. Мало ли, что она вычитала во времена своей бурной молодости о его не менее бурной молодости.
– Хотел меня трахнуть в туалете, да, Сашенька. Называй вещи своими именами.
И лучезарно улыбается. Настроение хорошее у человека. А Сашка прямо ощутила, как дёрнулась машина. Водитель тоже впечатлился.
– На каких‑то съёмках дело было. Я пошёл, прости за откровение, пописать. Подхожу к умывальнику, наклонился, руки мою. А тут он, сзади подошёл. Лапы мне на талию положил и говорит: «Всеволод Алексеевич, ну что на тебе за брюки, право слово, ты где их взял? Приходи ко мне, я тебе нормальные сошью». Ну я и остолбенел. Слухи‑то ходили давно. И, заметь, на дворе семидесятые годы, когда за такого рода интим грозит статья уголовная. Да и дико для нас это всё. В голове мелькают мысли: дать в морду, дать по яйцам, послать матом, убежать.
– И что вы выбрали?
– Последнее, – усмехается Всеволод Алексеевич. – Что, в твоей газете, или откуда ты эту историю знаешь, концовка была другой?
– Той же. Потом вы рыдали на плече обалдевшей супруги и жаловались на нанесённую вам душевную травму.
– И нечего язвить. У меня действительно была травма. Тем более, что хорошие брюки, да и вообще костюм мне бы не помешали.
– Тем не менее, вы подружились. Причём настолько, что спустя полвека готовы ехать к нему на день рождения. Терзают меня нехорошие подозрения…
– Сашенька! Не стыдно? Уж тебе‑то я могу не доказывать свою гетеросексуальность? Спустя какое‑то время мы объяснились, а потом и подружились. В хорошем смысле! Думаешь, много модельеров было в Советском Союзе? А Яша шил уникальные вещи из подручных материалов, из любых тканей, какие удавалось достать. И умел скрывать все недостатки фигуры.
– Ой, какие у вас недостатки, одни достоинства…
– Тогда никаких не было, но это я сейчас понимаю. А в те времена казалось, что пузо выпирает, что задница широкая.
– У вас?! Господи…
– Телекамера сильно полнит, не забывай. В общем, мы пронесли добрые отношения через всю жизнь. И как я понял, сейчас, когда он болеет, не работает, вокруг него осталось не так уж много друзей. Знакомая история, правда?
Сашка тяжело вздыхает, надеясь, что ответа он не ждёт.
– Поэтому я согласился. Раз уж мы так удачно в Москве. Из Прибрежного не поехали бы, конечно. Но всё сложилось. Ну что ты хмуришься? Вкусно поедим, посмотрим показ новой коллекции его модного дома.
– Вы же знаете, я не люблю тусовку.
– Зато любишь историю, правда же? Ты была когда‑нибудь в «Яре»? Ну вот, побываешь. Посидишь за тем же столом, где едали когда‑то Пушкин, Распутин и Шаляпин.
– Ой, не напоминайте. Полагаю, там такой же стол Шаляпина, как кровать в музее в Кисловодске. Из Икеи.
– Всё может быть, – усмехается Туманов. – Но стены точно те же самые. О, а мы приехали.
Выходит из машины первым, подаёт ей руку, придерживает дверь. Сашка затравленно озирается по сторонам, боясь увидеть толпу журналистов. Её фанатский опыт подсказывает, что даже на закрытых мероприятиях возле входа в ресторан будут стоять люди с камерами, надеясь вытянуть пару слов из зазевавшихся звёзд. Но никого подозрительного нет, неподалёку припарковался Мерседес, из которого вышла фифа в тонком льняном костюме и громоздких чёрных говнодавах, сделала селфи на фоне входа и продефилировала внутрь, помахав швейцару картонкой‑приглашением. Но в целом ничего ужасного. Всеволод Алексеевич спокойно вытаскивает их пригласительные из кармана пиджака и ведёт Сашку в здание.
– Не слишком‑то уютно, – ворчит Сашка, осматривая высокие колонны и ковровые дорожки. – Совок какой‑то…
– Отель теперь называется «Советский», да. Но ресторан, как ты помнишь, дореволюционный. Вон, смотри, портреты знаменитых гостей с подписями. Пойдём, почитаем?
Но рассмотреть портреты им не удаётся – к ним тут же подскакивает квадратный дядька с бритым затылком.
– Всеволод Алексеевич? Очень рады вас видеть! Пойдёмте, я провожу вас и вашу спутницу в зал и усажу на ваши места.
– Да я бы сам нашёл дорогу, – хмыкает Туманов. – Я тут не впервые.
– Яков Моисеевич вас уже ждёт, спрашивал о вас несколько раз.
У Сашки скептически изгибается бровь. Нет, ну в принципе… Если вовремя обнаружить болезнь… Сейчас есть хорошие сдерживающие препараты.
В большом зале с огромными потолками на уют ни малейшего намёка. Длинный стол от стены до стены стоит на возвышении, а перед ним много маленьких, круглых. Как на плохой свадьбе, думается Сашке. Она искренне надеется, что их места где‑нибудь в конце зала, но бритый затылок ведёт их к длинному столу, в самый центр. Где уже сидит именинник.
– Вот сюда, пожалуйста. Самые почётные места, по правую руку от Якова Моисеевича.
Сашка сдерживает тяжёлый вздох. То есть на них будут пялиться все гости. Чудесно.
– Яшенька, дорогой, как я рад тебя видеть!
Всеволод Алексеевич тянет руку для пожатия сгорбленному седому старичку в ярко‑жёлтом, блестящем пиджаке. Сашка даже не сразу узнаёт Покровского. А узнав, понимает, что дело даже хуже, чем она предполагала. И ответного рукопожатия Туманов не дождётся. Покровский смотрит на него абсолютно пустыми глазами, но улыбается. И от этого ещё страшнее. Но Всеволода Алексеевича не так просто смутить.
– Рад, очень рад нашей встрече!