Гарпун дьявола
– Рэй с утра ревел точно ребёнок! Силы небесные! Голова упала на грудь, словно дух выпорхнул. В слезах твердил, что не уберёг Джозефа, бедняжка. Теперь он, конечно, в депрессии.
– Да, теперь у него остался только Стэнли.
– Да уж, Стэнли, – вздохнула Летисия. – Он даже не понял, какое горе произошло.
– В самом деле? Ужасно это.
– Ужасно – не то слово.
– Как можно быть таким бессердечным?
– Не знаю. Но он даже с Джуди только из‑за денег.
– В смысле?
– Он не очень толковый парень, звёзд с неба не хватает, а деньги любит. У отца‑то они есть, да он не даёт ему. Рэй мудро поступает, он хочет выучить Стэнли, дать ему образование. Сколько же он вкладывал в него, но всё без толку.
– Ему же сейчас где‑то тридцать?
– Тридцать пять.
– Тридцать пять? Подумать только!
– И я о том же, – переживала Летисия. – А что в итоге? Смотритель маяка. Это его потолок. Он ведь Джуди так и сказал, когда я случайно услышала: «Денег недостаточно, а работы для меня здесь нет». Он сказал ей это прямым текстом, не стесняясь осуждения! Да ведь кругом работа – пойди на судового механика выучись или разгружай контейнеры! Да не лыком шит наш Стэнли. Говорю как есть, он с Джуди только потому, что её отцу везёт на деньги.
Я дёрнул бровью от безапелляционности такого суждения. По‑моему, Джуди красива и явно достойна, чтобы мужчины хотели быть с ней просто так, а не из‑за денег. Я озвучил свою мысль, вклинившись в дамский разговор.
Но мисс Вудс‑то лучше знает! Она резко замотала головой.
– Нет, Джуди его жалеет, у неё доброе сердце. Она так хочет за него замуж, а он твердит, что денег на свадьбу нет, потому она и надеется на отцовский выигрыш.
Клиентка кивала так сильно, что походила на дятла.
– Не уверена я совсем в этом Стэнли. Думаю, что он вообще не способен любить.
Оно и понятно – ведь как можно быть уверенным в человеке, с которым вы в жизни своей не сталкивались?
– Всё. Готово. Осталось высушить. Мальчики, что с нашим Уорреном?
Мы сообщили, что Уоррен побрит налысо, и заметили, что стрижка ему шла гораздо больше и теперь Уоррену требуется подружка. Дамы, обе невероятно возбуждённые, как после марафона, переместились к сушуару.
Пока одна гляделась в зеркало, очаровываясь садом, что был разбит на её голове, другую скорее радовало количество удобрений, которым она забила садовую почву. Столько дерьма вложить в чужие уши, да так глубоко, чтобы оно окислило мозги и дало урожай в виде последующих сплетен – это вам не святому отцу исповедаться.
Клиентки покидают салон с гордостью, что знакомы с его хозяйкой, потому что его хозяйка не просто женщина, а рабыня страсти и яйцекладущая королева‑самка с хорошо развитыми внутренними органами, отвечающими за созидание драмы из воздуха. Если где‑то гаснет огонь, Летисия готовит пудинг из кабачков и приходит незваной гостьей к столу, незаметно подливая масло в стынущую печь.
Мой вам совет – запирайте двери на засовы.
Глава 4
Маяк
Я знаю Джуди с детства. Наверное, поэтому нам и не суждено коротать совместные вечера в старости. Хотя вот говорят же – мужчины и женщины дружбы не водят, но наш случай именно такой. Джуди выросла пленительным созданием, не влюбиться в которое невозможно. Бледная кожа, золотые локоны, сверкающие в лучах солнца, в больших глазах плещет морская волна. Став мужчиной, я горестно осознал, что знаком с этой девушкой с детства.
Сейчас я никак не мог определить, что за стена выросла между нами и что за цемент продолжал её удерживать: Джуди Рассел, весёлая и беззаботная Джуди, стала для меня абсолютной загадкой. Встретишь её на улице и не поймёшь, в каких потёмках блуждают её мысли. Нужно правильно подобрать слова: Джуди не стала холодной или отчуждённой, но её взгляд – он‑то и выдаёт некую тревогу. Связана ли эта тревога с тайной свадьбой, никому не известно. Кроме самой Джуди, разумеется. Однако спросить напрямую мне не давал случай, а ещё – гордость и достоинство.
Я на редкость упрям. Скидываю это на возраст. Потом сам же буду кусать локти от своего бездействия, но об этом вряд ли узнают. Холодная дружелюбность вкупе с недурной внешностью – моё нехитрое оружие, подаренное воспитанием и молодостью (в восемнадцать лет, как известно, хорош и чёрт). Однако же не действовало оно на Джуди, а другие меня интересовали ненадолго. Я ни разу слишком не влюблялся.
Самая непостижимая для меня тайна – почему Стэнли? В своей жизни я не решил ни одной задачи со звёздочкой, что шли напоследок в каждом параграфе с заданиями. Вопрос, мучивший меня, представлялся мне именно такой задачей. Зная, что ни в жизнь не справлюсь в одиночку, я подключил к решению Адама.
Мой друг разгрызал эти звёздочки, как орехи. Я всегда у него списывал, не чувствуя укора. Не виноват же я, в самом‑то деле, что моя мозговая мышца не развивалась дальше своих возможностей. У кого‑то мозг, как резина, – готов растянуться и обогащаться. Мой мозг, по всей вероятности, представлял собой корду: достаточно длинную и прочную, чтобы ею пользоваться, но упрямо не тянущуюся.
Каждый раз, когда к нам на ужин приходит дядя Артур, брат моей матери и математик, я чувствую, насколько он глубоко несчастный человек. В сорок лет его лицо исполосовано морщинами, как у многократно сложенной бумаги, и все мускулы лица сжаты и напряжены. Я думаю, в детстве он мечтал стать мореплавателем. Насильственное образование у нас в роду, но я – последняя выжившая рыба в нашем ведре – ещё бьюсь за право быть свободным.
Я не думаю, что у нас лён был бы не делён, пойди мы с Адамом одной дорогой. Мы примерно одного роста, его голова причудливо отливает цветущим хмелем, и развит Адам физически довольно хорошо, однако в своих круглых очках он напоминает ботаника или лабораторную крысу. Об этом любой скажет, кто хоть раз его встречал. У Адама немного вытянутый череп, придающий ему перманентную суровость и погружённость в себя. По решительно обозначенному подбородку и выпуклому затылку безошибочно угадывается нордическая кровь.
По иронии судьбы, когда дело касалось не игры в регби (тут я всегда давал фору Адаму) и не любого другого требующего физической отдачи дела, крысой из нас был я, а мой друг, безусловно, гамельнским крысоловом[1]. При всей своей смекалистости Адам нуждается в ком‑то, перед кем он может распушить хвост, и я иногда думаю, что, не будь меня рядом, он бы скурился с кем‑то ещё (но это была бы не дружба, а сухие отношения крысы и дудочника).
[1] Персонаж средневековой немецкой легенды, согласно которой музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплачивать вознаграждение за избавление города от крыс, с помощью колдовства увёл за собой городских детей, сгинувших затем безвозвратно.
