Гомункул
А потом в жизни Оксаны началась какая‑то ерунда. Контакт с Соколовым вроде бы был установлен: они приветствовали друг друга по утрам в офисе, перебрасывались пустыми словами у кофемашины, иногда говорили друг другу «пока» перед уходом домой. Так длилось днями. Дни сложились в неделю. Одна неделя сменила другую, а больше ничего не происходило. Соколов не писал ей в соцсети, Оксана тоже не могла выдумать повод, чтобы отправить ему сообщение. Она видела, что поддельный аккаунт sokol888ol очень скоро заблокировала служба поддержки, видимо, по жалобе Соколова. Молодец, расправился с недоброжелателем, но дальше‑то что? Эта тема была исчерпана. Правда, с Машкой Оксана общаться не перестала. Надо же было с кем‑то ходить обедать, болтать о чем‑то, поддерживать социальные связи. Но теперь в их общении не было прежней свободы. Оксана строго следила за тем, что говорила подруге, тщательно подбирала слова, старалась не сказать лишнего. Машка, конечно, заметила это отчуждение, но копаться в причинах не стала. Догадалась сама, наверное. Иногда к ним в столовой присоединялась Анька. Она трудилась личным помощником генерального и не отлипала от рабочего телефона: бронировала билеты, столики в ресторанах, заказывала подарки и букеты, нанимала домашний персонал, увольняла домашний персонал, собирала совещания, заказывала продукты, давала распоряжения от имени начальника, обзванивала курьеров, искала документы, словом, у нее всегда было много, очень много работы. А телефон, казалось, был встроен в ее левую ладонь. Анька походила на киборга: на три четверти – человек, на одну четверть – телефон. Но при такой нечеловеческой загруженности она успевала быть в курсе всех офисных сплетен: кто кому чего когда зачем и почему. О, она это обожала.
На излете второй недели Когда Ничего Не Происходило, Анька прибежала в столовую, плюхнулась на стул, отпила компот из стакана Машки и прошептала, вернее, даже прошипела:
– Я к вам на три минуточки. Прикиньте че! Мне Олежка фотку своего члена прислал.
Машка глупо захихикала. Оксана ожидаемо покраснела и неожиданно рассвирепела. Да как она смеет порочить честное имя Соколова!
– Ща покажу, – продолжила шипеть Анька и полезла в телефон, – так, ну где его причиндалы. А нет, это не его, ха‑ха. И это не его. Это вообще рабочий мобильник. Ща, минутку.
Машка продолжала хихикать в кулачок, хитро посматривая на Оксану. Та всё моментально поняла. Это опять розыгрыш! Очередной фейк. Конечно, это не член Соколова, он к этому члену никакого отношения не имеет. Не будет он отправлять подобные фото, не такой он человек. Машка с Анькой опять решили ее разыграть. Скачали фотку с какого‑нибудь порносайта. Оксана закатила глаза: бабам за тридцать, а ведут себя как семиклассницы. Она сказала:
– Можете не стараться, я вам все равно не поверю.
Машка прекратила хихикать и удивленно спросила:
– В смысле?
– Вы все это придумали, как тогда, с фейком. Но я вас раскусила. А теперь вы придумали новую шутку. Не смешно. И я вам не верю.
Анька будто бы и не слышала их разговор. Ей кто‑то позвонил, пришлось отвлечься от поиска члена Соколова. Машка округлила глаза:
– Оксан, да ты что. Какой фейк?
– Ты знаешь какой. Якобы от Соколова, якобы с просьбой прислать фотку сисек.
– Что? – пискнула подруга, – он тебе такое писал?
– Это был не он, это были вы, – уверенно ответила Оксана.
Анька, наконец, закончила разговаривать, открыла нужную переписку на своем личном уже телефоне и продемонстрировала снимок подружкам. В принципе, ничего необычного или неожиданного на фотографии не было: просто эрегированный член. Унылого среднего размера, уныло не бритый. Машка скривилась:
– Вот ублюдок. На него надо в суд подать за домогательства.
Оксана даже не стала рассматривать снимок:
– А откуда ты знаешь, что это его? Это может быть любая фотка из интернета.
Анька закивала, наспех делая еще глоток компота из стакана Машки:
– Да‑да, ты права. Может, это и не его причиндалы. Но прислал‑то мне фотку именно Соколов. Вот, смотри!
Подруга пролистнула переписку на самое начало (Оксана с неприязнью отметила, что переписка была довольно длинной с обилием смеющихся эмодзи и красных сердечек) и указала наманикюренным пальчиком на ник. У Оксаны всё поплыло перед глазами. Она моргнула один раз, потом еще, потом начала моргать сильно‑сильно, но морок не проходил. Соколов действительно переписывался с Анькой со своего настоящего аккаунта. Подруга убрала телефон, подскочила со стула и уже на бегу сказала:
– Вот так, подруги. Вот вам и несвободный мужик!
Анька не хвалилась, не показывала своего сомнительного превосходства, а просто с легкой грустью констатировала факт. Соколов был повесой и козлом, он давно вел с ней переписку, итогом которой стала пересылка интимной фотографии. Оксане хотелось рыдать. Но нельзя. Нет‑нет. Зажать губы, взять себя в руки, держаться.
Машка слегка присвистнула:
– Ну и кадр! И тебе, говоришь, тоже написывал? То‑то он всех девчонок из офиса надобавлял в друзья. Не завидую я его бабе. С бабником жить – себя не уважать.
Оксана не знала, что и думать. Кто писал ей с фейка? Раньше она была уверена, что это так извращенно развлекались ее подруги. Но теперь терялась в выводах.
– Мне он писал с другого аккаунта.
– Конечно. Шифруется, гадина. Вот бы его бабе показать эту переписку.
– Не знаю, не знаю, – прошептала Оксана. У нее сильно заболела голова, столовая слегка кружилась перед глазами. Машка обеспокоенно спросила:
– С тобой всё в порядке? Может, к врачу?
К патологоанатому! – хотела крикнуть Оксана. Как жить дальше после всего этого? Как жить? Да и надо ли? Почему всё было настолько сложно с Соколовым? Почему он не хотел быть добрым, верным, податливым, внимательным? Словом таким, каким его хотела видеть Оксана. С трудом как‑то успокоилась. Все‑таки не дома, а на работе. Нельзя терять лицо, нельзя давать повод для слухов. Нашла в себе силы улыбнуться Машке и сказала:
– Просто голова закружилась, наверно, перепады давления.
Подруга хотела что‑то ответить, но промолчала.
И если бы на этом тот злосчастный день закончился, так нет же! Судьба явно не была настроена дать Оксане расслабиться.
Ей пришлось слегка задержаться. Машка ушла раньше – свидание с новым парнем, второе, самое, как выражалась подруга, сладкое. Первое – всегда немного нервное, зажатое, испуганное, а вот второе уже уверенное, раскованное, с предвкушением продолжения: минимум первого поцелуя, ну а максимум – секса.
Оксана сидела над отчетами и была уверена, что осталась в офисе одна. Домой ей откровенно не хотелось. Она знала: дома будут слезы. Их не может не быть после сегодняшних событий. А в офисе можно спокойно поработать, доделать отчеты, забить свое время делами, занять голову, не вспоминать, не думать о Соколове. Соколов? Он тихо, как кот, вдруг появился около ее рабочего места.