И смех, и слёзы, и любовь… Или «Детективные приключения партийной активистки»
«Село, значит, наше Радово.
Дворов, почитай, два ста…»
Слушая его мягкий баритон, она перестала думать о чем‑либо, а только вслушивалась в слова, наслаждалась есенинскими строками и этим голосом, который читал их так естественно и просто, как будто рассказывал о своих чувствах и впечатлениях:
«…Луна золотою порошею
Осыпала даль деревень…»
Надежда тоже с детства знала эту поэму наизусть. Правда, с годами стала забывать…
Юрий вдруг замолчал, забыв слова. Надежда подхватила:
«Когда‑то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: «Нет»»
А она уже и забыла, как прелесть Есенинского стиха может лечить ее душевные раны…
Они читали любимые строки по очереди: если кто‑то забывал слова – другой подхватывал и продолжал дальше.
«…Мы все в эти годы любили,
А значит, любили и нас!»
Последние слова поэмы прозвучали оптимистично и многообещающе, не только повествуя об уже прошедших событиях в чьих‑то судьбах, но и вселяя надежду на счастливое будущее для каждого, произносившего и слушающего их.
Помолчали, сохраняя впечатление от прочитанных строк. Оба, кажется, были слегка удивлены, что общими усилиями дочитали поэму до конца.
– А ведь мы с тобой, Наденька, родственные души! – вдруг сказал полковник.
– Не знаю, не знаю… может быть, – ответила она неопределенно.
Юрий проводил Надежду до гостиницы.
– Отдыхай, Надюша. Спасибо за приятный вечер.
– Это тебе спасибо, Юра! – ответила она вполне искренне. – Если бы не ты, то я бы уже с ума сошла, наверное, от своих мыслей и предположений!
– Я рад, что был тебе полезен! – он улыбнулся, осторожно приобняв ее за плечи. – До завтра. Ты высыпайся завтра. Я позвоню часов в одиннадцать… Завтрак здесь до десяти? Позавтракай спокойно, отдохни…
– От завтрака отдохнуть? – засмеялась она. – Я столько не ем!
– Позвоню в одиннадцать, – повторил Юрий, – будь готова, – и, махнув рукой, поспешил к станции метро.
Надежда зашла в номер в странном состоянии. Ей было хорошо! Может быть, любимые стихи явили свое целительное действие. А может быть… Она вспоминала сегодняшний вечер, бархатный баритон Юрия, его взгляд… В груди разливалось волнующее тепло…
«Это еще что? – подумала она вслух. – Влюбляюсь я, что ли? Ой, как некстати! Зачем мне сейчас эта головная боль? А главное – душевная…»
Подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение и не узнала в нем себя утреннюю. Глаза блестели, на щеках горел румянец, мелкие морщинки вокруг глаз как будто разгладились. И даже отсутствие прически – этот беспорядок в волосах от весеннего ветерка – выглядело как творческий поиск романтически настроенного парикмахера и смотрелось очень даже неплохо.
«Специально такую прическу не сделаешь, – подумала Надежда. – Улыбка совершенно идиотская! Ну, все симптомы налицо! – мысленно констатировала она. – А какой я все‑таки красивой становлюсь, когда влюбляюсь!.. Но глупею – жутко!» – она задорно подмигнула своему отражению в зеркале.
«А вообще‑то, мне сейчас совершенно не до этого! Некогда мне об этом думать», – заключила она, пытаясь думать о деле.
Некоторые ученые‑медики считают, что эмоции людей, их симпатии или антипатии к представителям противоположного пола – результат химических процессов, происходящих в организме. Надежда никогда не была сторонницей материалистичного подхода к вопросу возникновения чувств, считая первичной духовную составляющую. И действительно, разве можно звук голоса, блеск глаз, сияние улыбки, тревожное волнение и стук сердца при виде того, в кого вдруг влюбляешься, трактовать как комплекс химических процессов? Это счастье, это стихийное бедствие, этот водопад чувств, которые сваливаются внезапно, когда не ждешь, зачастую совсем некстати, не зависимо ни от планов, ни от семейного и социального положения, ни от возраста, ни от географического положения… Ох, как знакомо это было Надежде!
Приняв душ, закрутила волосы на бигуди, легла в постель в твердом решении с завтрашнего дня взять себя в руки и эмоциям воли не давать.
«Лучше взять себя в руки сейчас – когда чувство только зарождается и нет еще никаких душевных мук и страданий. Потом будет больнее…» – подумала она.
Вспомнив об Ирине, встала, помолилась на ночь. «Если завтра она не появится, то я с ума сойду! А сейчас надо перестать о ней думать, а то с ума сойду уже сегодня», – решила Надежда.
«Об этом думать мне нельзя… и об этом – нельзя… О чем – можно‑то?» – с этими мыслями она открыла окно и снова вдохнула аромат весеннего вечера. В номере имелся кондиционер, но Надежда любила естественное проветривание, кондиционеров же она не выносила.
Снова улеглась и еще долго не могла уснуть, вспоминая о событиях прожитого дня.
***
Проснулась Надежда довольно рано, еще не было семи часов, что было для нее не свойственно. Волнения могли лишить ее и аппетита, и сна. Полежала в постели до восьми, тщетно пытаясь заснуть еще хоть на полчасика. После завтрака тщательно привела себя в порядок, подкрасилась, брызнула капельку духов. Надела темно‑зеленое платье из плотного натурального шелка, за которое в прошлом году отдала почти всю основную зарплату. Она знала, что ей очень идет этот цвет, и фасон удачно подчеркивает стройность ее фигурки. Посмотрев на отражение в зеркале, Надежда устыдилась своего цветущего вида.
«Ой, дура! Нашла время!» – ругала она себя, однако ничего в своем облике менять не стала.
Ждала звонка с явным волнением, злясь на себя за это. Юрий позвонил ровно в одиннадцать.
– Надюша, доброе утро! Собирайся, я подъеду через десять – пятнадцать минут.
