И смех, и слёзы, и любовь… Или «Детективные приключения партийной активистки»
К партийным делам Надежда, конечно, привлекла и Лапочку‑дочку. В числе первых вступила в партию и мама Надежды – библиотекарь одного из вузов. О профессионализме Лилии Семеновны ходили легенды в студенческой среде города, чем ее семья по праву гордилась. «Она не только прекрасный библиотекарь и отзывчивый человек, она – ходячая энциклопедия!» – делились впечатлениями «мученики науки».
Лилия Семеновна разделяла политические взгляды дочери и внучки, а если в чем‑то была с ними не согласна, то, не сумев разубедить, все равно их поддерживала, как истинная мама и бабушка.
***
Вечером, после ужина, все заселившиеся в гостиницу «Альфа» партийцы собрались в кафе на первом этаже. Обсуждали наболевшие вопросы. Сидели небольшими компаниями, каждая из которых могла в какой‑то момент запросто присоединиться к любой другой.
– А я вот считаю, что в городском Совете должно быть больше молодежи, представителей студенчества, – заявила вдруг Ирина в ответ на чью‑то фразу о малочисленности органов общественного самоуправления.
– О как! – Герман Юрьевич, которому в середине девяностых довелось отстаивать идеи первых демократов‑романтиков, работая в Государственной Думе, не сдержал улыбки, удивленный категоричностью девушки.
– И не только в городском, но и в местных, и во всех органах законодательной власти! И в Государственной думе – тоже, – продолжала Ира со свойственным ей максимализмом.
– Но прежде молодые люди должны чему‑то научиться… приобрести жизненный опыт, получить образование, – терпеливо объяснял Владимир Иванович – депутат Екатеринбургского городского Совета. Его характерное «этсамое» звучало вовсе не как слово‑паразит, а, наоборот, добавляло выразительности и убедительности произносимой фразе.
– Но ведь взрослые, а особенно пожилые люди не понимают проблем молодежи! Вы мыслите по‑старому! Взгляды тоже бывают устаревшими, как и мода, – не сдавалась Ирина.
– Иришка, ты о чем это? Где ты здесь пожилых видишь? И чьи это взгляды считаешь устаревшими? – с шутливым возмущением спросила Надежда. – Да ты хоть знаешь, с кем споришь? Неудобно даже! Я себе не всегда… могу такое позволить! – добавила она шепотом и уже серьезно, стараясь, чтобы эти слова услышала только Ирина.
Наде было неловко от неуместной болтовни подопечной и от ее неприкрытого стремления обратить на себя внимание.
– Да ладно, Надюша, пусть девочка поговорит, – Владимир Иванович понимающе улыбнулся.
– Но ведь я же права, Надежда Владимировна! Ведь взрослые люди молодыми были совсем в другое время, тогда все было… иначе, – не унималась Иринка.
Подошел Игорь – руководитель Саратовского отделения, держа в руках бокалы и бутылку красного сухого вина.
– Можно к вам присоединиться? – спросил он, помогая мужчинам придвинуть вплотную к их столу соседний квадратный столик. – О чем столь жаркий спор?
Кто‑то принес коробку конфет, порезанный дольками апельсин. Разлили вино.
– Молодежи‑то нальем немного? – спросили у Нади.
– Ирине – только глоток, для крепкого сна, – разрешила она.
Дискуссия продолжалась.
Иринкины неуклюжие попытки философствования казались Надежде забавными.
«Совсем еще ребенок, – подумала она, – умненькая девочка, которая привыкла прилежно учить уроки, повторять заученные книжные фразы, не сомневаясь в их правильности, и ожидая за свою старательность одобрения взрослых».
Откуда‑то послышалась песня:
«Таганка, все ночи полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня…»
– Для кого‑то – Таганка, а для нас – Полтавка, – засмеялся Андрей.
Центральный штаб партии, с самого ее учреждения и по сей день, находился на улице Полтавской, или, как говорили партийцы, «на Полтавке». Даже газета, которую эпизодически выпускало это сообщество единомышленников, была ими любовно названа «Полтавкой»…
– «Полтавка, я твой бессменный арестант…» – поддержали, оживившись, друзья‑соратники.
– Автор текста на нас не обидится? – спросил кто‑то.
– Он нас простит, – ответили ему. – Мы же – со всем уважением…
Посидели еще немного. Звучала негромкая музыка, слышались знакомые, такие родные голоса друзей…
Потом всей компанией гуляли в Измайловском парке. Погода стояла по‑настоящему весенняя, теплая и ясная. Прозрачный воздух был напоен ароматами молодой листвы, цветов сирени и черемухи. Зеркальная гладь озера отражала свежую зелень деревьев и редкие полупрозрачные облака, подрумяненные закатом. Слышалось пение соловья, заглушаемое шумом транспорта…
Съезд на этот раз прошел без особых разногласий.
Устинову избрали в состав Президиума, и она достойно отбывала сию повинность вместе с коллегами. Ей всегда казалось, что выбирают ее в этот весьма уважаемый рабочий орган, если можно так выразиться, «для оживления интерьера». Особо важной для Президиума персоной она себя не считала.
Сидела и вспоминала те годы, когда «призрак демократии бродил по России». Только был он не пугающим, а вселяющим надежду на обновление…
У Нади дома с тех времен висел плакат с лозунгом: «Остановим криминальную революцию!»…
На следующий день предстояло сдать привезенную партию подписей избирателей, а в оставшееся до отъезда время Надежда собиралась прогуляться с друзьями по Красной площади и Александровскому саду. Однако, проснувшись утром, она обнаружила, что кровать Ирины уже аккуратно застелена.
Окликнув девушку, наставница не получила ответа.
«Странно, – подумала Надя, – куда она могла пойти одна?»
Набрала номер Ириного мобильного. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – прозвучало в ответ.
«Забыла телефон зарядить, наверное», – решила Надежда.
Она быстро собралась, зашла за остальными, все вместе спустились в ресторан, надеясь там встретить Ирину.
Друзья‑екатеринбуржцы сидели за одним из столиков в центре зала.
– Надюша, идите к нам поближе, – пригласил Владимир Иванович.
– Иринки что‑то нигде нет. Куда бы это она одна с утра могла отправиться? – поделилась беспокойством Надежда.
– Может быть, сувениров решила купить? – предположил Герман. – Хотя рановато еще, вернисаж только открывается…
Позавтракали, вышли в холл. Поговорили о том, о сем: о партийных делах, о жизни, о погоде. Появился Виктор Петрович из Ростова‑на‑Дону.
