И солнце взойдет

Она с удивлением поняла это, когда наткнулась взглядом на такую же чёрную рубашку, тёмные брюки и даже небрежно закатанные рукава. Всё в нём, от походки до манеры жестикулировать, в точности повторяло привычки главы хирургии, но только не производило и доли того впечатления, какое оставлял после себя доктор Ланг. Уж это она почувствовала собственной кожей, потому что каждый раз, стоило им пересечься, Дюссо провожал её тем самым перебродившим взглядом. Это вызывало желание поскорее сбежать, а шрам взрывался такой острой болью, что, кажется, покраснел.

Разумеется, Дюссо видел покалеченные пальцы. Наверное, это стало первым, куда упал его взгляд, но он ничего не сказал. Только взглянул на часы, улыбнулся одной из медсестёр, и на том инцидент оказался исчерпан. Однако в конце дня, когда лифты для посетителей были переполнены уходившими со смены врачами, а Рене, прижатая двумя могучими ортопедами, почти висела на задней стенке кабины, произошёл самый отвратительный разговор, предметом которого стала она сама.

Они зашли в лифт двумя этажами ниже: Ланг на своём сегвее, который, видимо, всё же забрал из кабинета, и Дюссо. Между ними и Рене пролегла внушительная прослойка из человеческих тел, отчего эти двое наверняка её не заметили. Однако резко выделяющаяся на фоне французского говора английская речь не дала пропустить ни единого слова.

Глава хирургии был очень высок. Однако теперь, благодаря высоте сегвея, его голова и вовсе маячила где‑то под потолком, подобно чёрному воздушному шарику. В другой раз это показалось бы презабавным, но сейчас отчего‑то было не до смеха. Видимо, уже немного отёкшие пальцы напрочь отбили малейшее чувство юмора. Два врача явно продолжали начатый ранее разговор, пока Рене нервно стискивала папки с документами и мечтала очутиться где‑нибудь в Гренландии.

– Твоей целью сегодня было устрашение ради абсолютного послушания или ты действительно настолько не хочешь видеть девчонку в операционной? – раздался голос Дюссо.

– Настолько, – коротко отозвался Ланг.

– Жаль, – протянул Дюссо, а затем раздался театрально длинный вздох. – Она довольно милая. Видел бы ты, как она сладко краснела на похоронах…

– Бог миловал, – процедил доктор Ланг и демонстративно достал телефон, но его друг, кажется, не уловил намёка. – Мне хватило вчерашнего.

– А что было вчера? – недоумённо поинтересовался Дюссо, но, когда ответа не последовало, вернулся к очень интересной для него теме. – Нет, серьёзно. Такой симпатичный маленький ангелочек.

– Ага… – буркнул Ланг, который откровенно не слушал.

– Как думаешь, за её крылышки будет удобно подержаться в позе сзади?

– М‑м‑м…

– Опять же, шрам маячить перед глазами не будет. От него что угодно упадёт…

– Шрам? – Впервые за всё это время глава отделения проявил хоть какой‑то интерес к разговору, чем мгновенно воспользовался Дюссо.

– Только не говори, что уже забыл, – воскликнул он, но немедленно перешёл на громкий шёпот. – У неё же всё лицо порезано. Чик‑чик. Плохо зашили, видимо. М‑да. Такое полночи в кошмарах сниться будет. А вообще могла бы чем‑нибудь там замазать… Эй! Ты действительно не помнишь?

– Не заметил, – отозвался главный хирург, снова потеряв всякий интерес к разговору.

Двери открылись и впустили новую порцию людей, отчего толпа перед Рене уплотнилась, а голоса двух врачей стали ближе.

– Как этого можно не заметить?

– Молча.

– Интересно, что же такого она должна сделать, чтобы ты обратил на неё внимание?

Ответом стали ленивый поворот головы и недовольно сдвинутые брови. Очевидно, доктора Ланга уже порядком утомила беседа, а потому в кабине наконец‑то повисла тишина. Но ненадолго, ведь стоять и ничего не говорить больше пары секунд Дюссо, похоже, попросту не умел.

– Как думаешь, девчонка завтра придёт?

– Мне всё равно.

– А не боишься, что после таких эскапад она может подать на тебя в суд? Пальцы ты ей сильно отшиб. Я видел сегодня.

– Не подаст, – раздалось ленивое хмыканье, а потом Ланг равнодушно добавил: – Эта – нет. И если не дура, то уже пакует чемоданы, чтобы и дальше лить слёзы на могилке Хэмилтона.

– Ну, судя по бумагам на твоём столе, она подписала контракт, – ехидно заметил Дюссо. – Видел, когда занёс тебе снимки.

– Значит, всё‑таки дура, – послышался разочарованный выдох, а следом – намеренно громкое клацанье по экрану телефона.

– Смотрю, она тебя совсем не впечатлила.

– А тебя – чересчур.

Кажется, разговор окончательно достал доктора Ланга, потому что он устало потёр глаза и нахмурился, вчитываясь в какое‑то сообщение или письмо. В общем, в нечто такое, что могло бы избавить от дальнейших обсуждений. Однако…

– Ну, я бы так не сказал, но, возможно, ты прав… – Дюссо посмотрел на главу отделения, который явно уже не слушал. Теперь Ланг что‑то быстро печатал, пока его коллега терпеливо ждал ответа. – Она тебе не нужна?

– Кто? – машинально отозвался глава отделения.

– Девчонка. Если нет, тогда ты будешь не против…

Похоже, Дюссо что‑то изобразил, но последовал очередной раздражённый вздох, и пришлось замолчать. Слава богу! Рене нервно облизнула пересохшие губы. Однако в благословенной тишине им удалось проехать лишь пару этажей. Так что, когда она уже понадеялась на окончание этой неловкой беседы, со стороны замолчавших было мужчин донеслось новое:

– Но если нет, можем поделить…

– Господи! – процедил Ланг. – Ты можешь уже заткнуться? Я выразился достаточно ясно: мне плевать на Роше и…

Он явно собирался добавить что‑то ещё, но вдруг тряхнул головой и запустил руку в волосы, словно у него внезапно заныли виски. Ну а потом кабину дёрнуло, двери лифта наконец‑то открылись, и толпа радостно хлынула в общий холл первого этажа. Только Дюссо немного замешкался, пропуская сегвей, потому Рене услышала:

– Мисс Ромашка, вы проданы, – хохотнул он себе под нос и вышел следом за выкатившимся наружу Лангом.

Рене же осталась стоять в лифте, куда снова набивались люди, и спохватилась в самый последний момент, когда кто‑то уже потянулся к кнопке закрытия дверей. С извинениями растолкав недовольных пассажиров, она успела вывалиться в коридор, прежде чем за спиной захлопнулись створки. И это было ужасно. Всё было ужасно! Доктор Ланг не опроверг слов Дюссо о пальцах, правда, и не подтвердил. А это значит… значит… Что‑то же это должно значить! Боже… Рене в замешательстве сжала папку сильнее и тут же охнула от боли.