Идолы
Новый год никогда не был для него семейным праздником – по той простой причине, что Костя понятия не имел, что такое настоящая, нормальная семья. Отец был капитаном дальнего плавания и дома появлялся редко; мать в его отсутствие не обременяла себя лебединой верностью… короче, ни о каких традиционных семейных ценностях и речи не шло.
Новогоднюю ночь Костя обычно проводил, тусуясь с друзьями и посмеиваясь над адептами классического новогоднего застолья с роднёй. Сидеть дома перед телевизором, пожирая неизменные оливье, холодец и селёдку под шубой? Что за бред, можно же сдохнуть со скуки.
И всё‑таки в конце этого года он чувствовал, что полностью выдохся и валится с ног от усталости. Если бы ему предложили, он с удовольствием провёл бы новогоднюю ночь дома, можно даже без традиционного застолья – просто чтобы тупо отоспаться.
Железняк загрузил их по полной программе. Врачебные осмотры, смена имиджа и полное обновление гардероба, спортзал, хореография, уроки вокала и актёрского мастерства, бесконечные фотосессии… Плюс Костя всё ещё продолжал выходить на сцену в мюзикле «Закрытая школа» – пусть не так регулярно, как раньше, но минимум три вечера в неделю у него были заняты.
Парнишка, введённый во второй состав на Костину роль, отвоёвывал себе всё больше и больше позиций, и публика постепенно стала привыкать к нему и принимать почти так же горячо, как основного солиста. Костя понимал, что рано или поздно ему придётся уйти окончательно, насовсем – и от осознания этого делалось немного грустно. Всё‑таки, что ни говори, а проект «Закрытая школа» стал его путёвкой в мир большого шоу‑бизнеса…
Он вообще удивлялся тому, что Лика Солнцева, его начальница и идейная вдохновительница мюзикла, так легко смирилась с фактическим Костиным дезертирством. Удивлялся до тех пор, пока его не осенила догадка…
Они как раз обсуждали и утверждали с ней график его выступлений на январь, когда Костя, не утруждая себя предварительными реверансами, внезапно брякнул:
– Лик, а скажи честно, почему ты так легко согласилась отпустить меня в «Идолы»?
Солнцева запнулась, явно застигнутая врасплох.
– Ну… потому что это очень хороший шанс для тебя, а я искренне желаю тебе славы и успеха… – неуверенно начала она.
Костя скептически покачал головой: Ликины фальшивые интонации его совсем не убедили.
– А может, потому, что Железняк предложил за меня отступные?
Глаза у Солнцевой забегали, а щёки чуть‑чуть порозовели. Что ж, он так и думал.
– Итак, ты продала меня за тридцать сребреников![1] – с шутливым пафосом объявил Костя. Лика рассердилась и ещё больше вспыхнула.
– Ну что ты глупости болтаешь! Никто тебя не продавал. Я же не отстранила тебя от роли, ты продолжаешь работать…
– Но какую‑то сумму он тебе всё же заплатил? – проницательно заметил Костя.
– Какую‑то заплатил, – огрызнулась Лика. – Знаешь, мы с Железняком в разных весовых категориях. Мне с ним лучше не ссориться. Если бы я категорически отказалась тебя отпускать, он всё равно нашёл бы способ получить то, что хочет… вот только потерь я понесла бы гораздо больше.
– Да ладно, расслабься, я тебя и не виню, – вздохнул Костя. – В конце концов, ты же не тупо перепродала меня в рабство. Я и сам мечтал об этом… Ну, а спорить с Львовичем – действительно себе дороже.
«Вот же змей‑искуситель, – подумал он о Железняке практически с восхищением. – А мне об этом даже не заикнулся».
…О том, что Железняк занят новым проектом, муссировалось уже столько непроверенных слухов, один краше другого, что журналисты и публика буквально изнемогали от нетерпения и любопытства. В эту новогоднюю ночь продюсер собирался впервые вывести ребят в свет.
Пока что это было неофициальное явление «Идолов» народу: никаких комментариев, интервью и выступлений на сцене. Парни просто должны были встретить Новый год в модном ночном клубе, где собиралась вся звёздная тусовка Москвы. Билеты в клуб стоили сумасшедших денег; кроме того, попасть туда можно было только по клубной карте, так что среди посетителей не было случайных людей.
– Увидите, как работают ваши коллеги, – заявил Железняк. – Понаблюдаете. Повращаетесь немного в кругу артистов, моделей и бизнесменов. Особо высовываться не стоит, просто постарайтесь мимикрировать под тамошний контингент. Посмотрим, насколько вы справитесь с этой задачей… Хочется верить, что не будете выглядеть белыми воронами.
Вэл тщательно продумал для них образы на эту новогоднюю ночь – от причёсок и костюмов до носков и нижнего белья.
– Вас будут много фотографировать, – напутствовал он ребят. – Будьте готовы к тому, что любое ваше фото с этой вечеринки может появиться в сторис у какого‑нибудь популярного блогера‑миллионника. Так что следите за собой и будьте безупречны в каждом жесте.
– Пить, разумеется, нельзя? – с иронией уточнил Костя у Железняка. Тот царственно кивнул:
– Ну разумеется. Минералка, сок или лимонад – всё, что может быть в ваших бокалах в эту ночь. Не пытайтесь меня перехитрить.
– А пожрать‑то хоть можно будет нормально? – поинтересовался Антон.
– Ну разумеется. Ваш столик уже оплачен.
– А разве вы не будете с нами? – удивился Женя.
Продюсер покачал головой:
– Не уверен, что смогу быть с вами всё время. Деловые контакты, старые знакомые и всё такое… Но это не значит, что я не буду за вами следить! – добавил он внушительно.
– То есть, нам надо будет просто всю ночь тупо просидеть за столом и не отсвечивать? – уточнил Костя. Железняк не сдержал улыбки:
– Ну, зачем же так сурово… чай, не в тюрьме. Можете потанцевать, если захотите.
– А с девушками знакомиться? – воодушевился Антон.
Железняк стрельнул в него быстрым взглядом.
– Знакомься на здоровье, но без продолжения.
– Ну, какой тогда интерес… – сразу же сник разочарованный парень.
– А зачем нам вообще туда идти? – спросил Иван. – Официальных комментариев давать нельзя, о себе рассказывать – тоже, петь тоже ещё рано… смысл?
[1] «Продать за тридцать сребреников» – устойчивое выражение, означающее плату за предательство. Именно эту сумму получил Иуда Искариот, согласившись выдать Иисуса Христа первосвященникам.
