Искупление

Джик резко открыл глаза. По лбу стекал липкий пот. Почти нечем было дышать. Сердце бешено колотилось в висках, в ушах и в груди. Он чувствовал страх, который испытал во сне. Вечер помнил смутно, но одно занозой въелось в память – кто‑то приходил сюда и ему пришлось залезть в это странное помещение. Это что‑то было чудовищных размеров и, скорее всего, приходило за ним. Что это за существа? Почему они пришли? Или он просто себя накручивает?

Он дрожащими руками зажёг свечу, нащупав отсыревшие большие спички. Резкий свет слегка ослепил глаза. Теперь можно было разглядеть не только матрас с подушкой и одеялом, но и письменный стол в противоположном углу, старенький обшарпанный комод и небольшую полку с одним десятком книг. Может их там было больше, но для него это было неважно. Он не особо любил читать. Считал время, проведенное за книгой, потерянными минутами жизни.

Парень с трудом встал на ноги и прошёлся по небольшому помещению, дотронулся до каждой досточки кончиками пальцев. В груди неприятно кольнуло. Появилась какая‑то грусть. Парень не любил чувствовать расстройство, поэтому всеми силами старался избегать это состояние души. «Нужно выйти на улицу» – пронеслась мысль в его туманной голове, после которой парень потушил свечу и стал искать в потолке «люк», с помощью которого можно было бы выбраться на поверхность.

Как только Кёнджик открыл крышку своего укрытия и на половину вылез и подпольной комнаты, солнечный свет заставил ненадолго закрыть глаза, потому что несколько часов подряд он находился. В висках что‑то стукнуло. Он стоял, привыкая к свету, несколько секунд, а после вышел из полуразрушенного дома шатающейся походкой. Птицы активно летали в ярко‑голубом небе, время от времени издавая короткую мелодию. Природа дышала, но от нее исходил небольшой страх. Выйдя на крыльцо дома, парень каким‑то чудом услышал, что в центре раздавались голоса жителей.

Джик направился к ним. Чем ближе он подходил, тем отчётливее видел, что эти существа образовали круг. Парень пробился в первые ряды, хоть его и не особо хотели пропускать. Бомж ведь всё‑таки. Любопытство взяло вверх, но он мысленно произнес ругательные слова в сторону любопытства, которое его победило, когда он увидел открывшуюся перед глазами картину: на полу лежало истерзанное бездыханное тело в луже темно‑вишневой липкой жидкости. Это был мужчина лет тридцати. Янтарные глаза смотрели в высокое небо, светло‑русые волосы промокли от пота и крови, пухлые потрескавшиеся губы обнажили жёлтые кривые зубы в немом крике. На подбородке была еле заметная щетина. Под отросшими ногтями была либо земля, либо чья‑то плоть. На верхней части тела не было никакой одежды. От конца груди и до низа живота тянулась рваная рана. Кровь давно запеклась. Также были видны следы стекавшей крови. Было видно, где начала порез: внизу живота было первое нанесённое ранение в виде точки. Кто‑то вспорол этому мужчине живот чем‑то круглым, но не особо острым. При этом этот предмет в начале «операции» поворачивался в разные стороны несколько раз. На ногах в трёх местах была просто вырвана кожа. Можно было увидеть даже кости. Джик подумал, что самые голодные собаки оторвали несколько кусков мертвой плоти, чтобы не сдохнуть, вот только след от укуса был слишком большой для собаки. Это пугало ещё больше.

Джик сел на колени, потому что ноги сильно дрожали. Он продолжал смотреть на труп. Казалось, что он ему знаком, но в памяти ничего всплыть не могло, чтобы дать объяснение этому чувству.

Вдруг, как будто кто‑то дёрнул за ниточку, он потянул руку к глазам убитого. Он закрыл их и увидел странную картину: родной город, в котором кипела жизнь. Тот город, в котором Джик сам жил, работал, когда‑то учился и пытался выживать.

И вот идёт тот самый умерший человек. Идёт по улице и вдруг резко падает, схватившись за сердце. Неравнодушные люди подходили и пытались пробудить его, но этот человек не просыпался. Он уже был мертв. Тело медленно остывало, а процессы, которые необходимы для жизнедеятельности каждой клетки, стали замедлятся и в итоге останавливались.

Джик резко отпрянул. В голове вертелись сотни мыслей, но поставить их в упорядоченную цепочку не удавалось. Что с этим человеком случилось? Почему он видел его в своём мире? В своём родном городе, который чуть не убил его?

– Даже не жаль его. Столько грехов накопил, – произнесла какая‑то старая женщина, опираясь на свою маленькую палочку, искусно вырезанную из какого‑то темного дерева. В её глазах и вправду не было сожаления, а морщинистые губы были поджаты, выдавая недовольство.

– В смысле? – немного заикаясь и с небольшим волнением спросил парень.

– Ты‑то чего удивляешься? – раздражённо спросила она. – Тебя ждёт та же учесть. Тоже состоишь из одних грехов. Но у тебя ещё есть время их исправить. Тем более по тебе даже составлена целая книга. У тебя в подвале стоит. Если не успеешь, то сдохнешь также, как и этот нищий. Хотя чего тебе объяснять: всё равно вновь пойдёшь пропивать свои несчастные копейки и трахаться со своей Вики.

Кёнджик с удивлением смотрел на нее, потом перевел взгляд на лежащего мужчину, а потом вновь хотел посмотреть на женщину, но ее уже не было видно. Он проморгал раз десять, пытаясь понять, почему в словах старушки было столько гнева и отвращения к нему, а потом побежал в свой ночлег, быстро спустился в подвальную и стал среди немногочисленного количества книг искать ту, в которой могли содержаться все его грехи. «Какие у меня могут быть грехи? Я спокойно жил в своём мире и старался исправить свою жизнь. Сделать её более комфортной, чтобы никто не мог сказать про меня, что я был низшим слоем общества» – проносились мысль в его голове, пока в руках не оказалась книга, большую часть похожая на большой блокнот. Черная обложка с золотым крестом по середине. В нижнем крае чем‑то красным было выцарапано его имя.

Руки предательски задрожали. Парень понимал, что сейчас немного больше узнает об этом мире. Что между собой соберутся первые части пазла. Что сейчас он сможет понять, что нужно делать дальше. Но почему‑то было страшно. Почему‑то он не мог открыть этот толстый красивый переплёт.

– Что там может быть такого? – скороговоркой проговорил Джик и открыл первую страницу.

Он быстро пробегался глазами по аккуратному острому почерку и всё больше удивлялся, как подробно была описана его жизнь в привычном мире, где правят цифровые технологии: бродяжничество, вандализм, пьянки, драки, небольшой период употребления наркотиков, кражи. Для полного счастья не хватало изнасилования.

– Теперь тебе понятен твой путь. Надеюсь теперь ты сделаешь всё, чтобы не попасть под коготь, – раздался всё тот же манящий женский голос, но в нём уже были нотки удовлетворения.

Парень стал оборачиваться, но незнакомки в помещении не было.

– Кто ты?! – прокричал он в пустоту, вот только ответа не последовало.

Глаза добежали до последней страницы. Осознавать, что это придётся делать, было трудно, но, видимо, придётся. «Ты должен быть честен, миролюбив. Должен идти на встречу всякому. Обязан за детьми следить и слушать природу, которая тоже живая. Если хочешь подняться на ранг выше, то заслужи уважение существ, среди которых живёшь».

– Опять идти у всех на поводу, – взвыл Кёнджик. Вновь раздражение кислотой разлилось по телу. Он привык подчинять себе. Он отвык подчиняться. Он таким трудом добился своего положения. Он стольким людям чуть ли ботинки не вылизывал, а теперь ему вновь нужно это делать? Злость разлилась по телу жаром. Его это всё сильно раздражало. Ему хотелось швырнуть эту книгу, но что‑то подсказывало, что её стоит держать при себе. Раньше же это приходилось делать? Раньше же это ему нужно было для выживания? Но это было раньше. Это – прошлое, которое он избегал как только можно.