Испанец. Дерзкий корсар

Эрнандо долго молчал, продолжая мощно грести. Его взгляд уже в который раз прошелся по прелестному облику девушки. Она была невероятная. Какая‑то воздушная и невыносимо прекрасная, с этими своими горящими от возмущения светлыми глазами. Ее неспокойный огненный нрав он распознал с первой минуты, едва увидел. Порывистая и искренняя, как ребенок, она так мило пыталась прекратить с ним общение и ретироваться из его компании, что у него с каждым мгновением нарастало желание, наоборот, познакомиться с ней поближе.

– Простите меня, еще раз, – сказал он глухо. Отпустив весла, он подхватил букет цветов, лежащий рядом с ним на скамье, и протянул ей. – Возьмите цветы, в знак моего извинения.

– Не нужны мне ваши цветы, тем более они предназначались не мне. Лучше гребите быстрее к берегу, – возмущенно сказала Сашенька, окончательно разнервничавшись.

– Я понимаю, – кивнул он, отложив цветы и вновь берясь за весла. Чуть помолчав, он предложил: – Тогда, может быть, вы подарите мне еще один танец сейчас? Раз уж мы познакомились с вами, сударыня.

Он, видимо, считал эту ситуацию приемлемой. Более наглого мужчину она никогда не встречала. Хотя за свои семнадцать лет мужчин Сашенька знала мало. В пансионе для благородных девиц были только два старых учителя и сторож. Еще батюшка да жених. Но все же Сашенька прекрасно знала, что все, что происходило нынче, жутко неприлично, нет, это было просто чудовищно.

– Ничего вы не понимаете, сударь! – уже как‑то трагично вымолвила она, видя, что они почти у берега. – Просто высадите меня на берегу и ступайте куда вам угодно.

Он увидел, как в ее глазах заблестели слезы, она явно сильно переживала. Но он не хотел ее расстраивать, наоборот, желал успокоить ее и понравиться с той минуты, как она села в лодку, но получилось все не так.

Умело спрыгнув в воду, Эрнандо протянул руки. Сашенька уже была готова и стояла у края. Осторожно обхватив за талию, мужчина легко поднял ее и переставил на сухой берег.

– Я расстроил вас, простите еще раз за это происшествие, – сказал он покаянно, заглядывая ей в лицо. Она же отметила, что в его глазах нет раскаяния, а только какой‑то странный блеск. – Вы скажете, как вас зовут?

– Я же сказала, нет.

– Жаль, – ответил он глухо, поджав губы.

– Прощайте, сударь, – заявила она, быстро отходя от него, и, как будто вспомнив, добавила: – Благодарю, что перевезли меня на лодке. Прощайте.

Она видела, что он явно расстроился, и чувствовала, что он хотел продолжить знакомство. Но сама точно этого не желала. Мало того что он не русский, так еще и беспардонный! Всю обратную дорогу на лодке так и жаждал увлечь ее в разговор.

Более не в силах выносить его общество девушка, приподнимая подол платья, поспешила к алее, едва видимой впереди.

– Если бы знал, что мне привезут такую красавицу, непременно написал письмо именно вам, – услышала она его громкие слова позади.

– Оставьте меня уже в покое, сударь! – возмущении выпалила она, поразившись своей неучтивости.

Он вполне мог обидеться. А впрочем, ей было все равно. Ведь более она никогда не увидит этого навязчивого испанца. Она почти побежала по дорожке, щеки горели, а мысли были в смятении.

– Это же надо в такое вляпаться, – шептала она себе под нос. – Главное, чтобы он не рассказал никому. Как верно, что имени не сказала.

Приятный аромат цитрусовых и бергамота, присущий этому испанцу, до сих пор преследовал ее. Она ощущала, как сердце бешено колотится. И в ее мыслях снова и снова всплывали моменты ее приключения в беседке. Ей никогда не пели серенады, и, несмотря на то что песня предназначалась не ей, Сашенька все же не могла не признать, что этот граф де Мельгар виртуозно владел инструментом. Его голос, низковатый, обволакивающий и как будто соблазняющий, западал прямо в душу. Опять образ высокого широкоплечего испанца во всем черном и широкополой шляпе предстал в ее воображении. Его горящий темный взор, смуглое лицо, и эта невероятно белая полоска ровных зубов, когда он улыбался.

– Какой все же нахальный тип… – пролепетала Саша, вздохнув. – Дерзкий‑предерзкий…

 

Глава III. Пансионерка

 

Месяцем ранее

 

Екатеринослав, Российская империя

Пансион для благородных девиц

1831 год, Апрель, 22

 

– Оленева! Опять ворон за окном считаешь? – раздался неприятный скрипучий голос мадам Исаевой, стоявшей у доски.

Сашенька быстро отвернулась от окна, ибо ее парта находилась у подоконника, и посмотрела на классную даму. Сухопарая высокая старая дева в черном платье походила лицом на крыску, имея маленькие глаза и узкое скуластое лицо серого оттенка.

– Простите, мадам, – вымолвила девушка, чуть привстав со своего места и поклонившись в знак раскаяния головой.

Исаева вперила в светловолосую худенькую ученицу неприятный взор и строго велела:

– Сядь! И повтори, что я только что сказала про пятое писание от Матфея.

Пытаясь сосредоточиться, Саша послушно села обратно и начала мямлить:

– Там говорится… апостол Матфей сказал, что надо…

Она не могла ничего повторить, потому что пропустила мимо ушей то, что рассказывала до того мадам. Положение спасла ее соседка по парте Варвара Дорошенко, которая потянула руку вверх. Исаева кивнула, и Варя, встав, повторила все «умные слова», сказанные только что наставницей.

– Умница, Варвара, – похвалила Исаева. – Вижу, ты на отлично окончишь наш пансион и нам не будет стыдно перед твоими родителями. А вот некоторые, я про тебя, Оленева, так и останутся глупыми неучами.

Насупившись, Александра опустила голову, подумав о том, что она совсем не неуч и с удовольствием занималась историей и литературой, прочитав почти все книги в библиотеке в пансионе. А еще она обожала географию, а именно, изучать всякие карты и описания других стран. Она могла часами рассматривать атласы и даже сама заносила в тетради заметки, описывая страны, города, реки и моря, пытаясь запомнить все названия и изучить обычаи народов. Но лучше всего Сашеньке давались языки, она была первая в классе по этим предметам. Немецкий, английский и французский она знала превосходно, немного изучала итальянский и греческий. Потому вовсе не считала себя необразованной, как намекала мадам Исаева.